– Аналогично, – под рукой Глагола на льдины растрескалась стена и тёмная гладь пошла волной. Сердце лабиринта… Это будет долго.

Больничная палата. Холод и отстранённость белизны. Невозмутимая стерильность стен. Тусклый свет и прикрытые поломанными жалюзи окна. А на кровати двое: мать с младенцем на руках. Мать молодая, едва за двадцать, но на лице уже мешки под глазами, одежда бесформенная и волосы, собранные в пучок. А главное, лихорадочный взгляд на малыша, которого женщина баюкает в руках, и тихий напев:

Мирно спи дитя моё,

В дом чума не проползёт,

Вновь прогнали всех драконов

Критики планеты…

Малыш даже не хнычит, лишь пускает пузыри. Лицо в красных пятнах от температуры и… черты его чуть плывут. С начала мне показалось, что это искажает зеркало, но затем до меня с ужасом дошло: искажение – эффект от отравленной Веры. Ребёнок так мал и слаб, а его вера в себя так ничтожна, что даже пара единиц Истинной Веры при заражении искажают тело малыша.

Тихо спи моё дитя

Нас герои защитят,

Если вдруг проснутся снова

Новые драконы.

Ребёнок открывает глазки и улыбается. Мать улыбается в ответ, одновременно вымученно и искренне. А затем маленькие веки опускаются и пузыри больше не надуваются… Глаза матери в испуге расширяется и она кричит: «Врача!» настолько громко и пронзительно, что зеркало, в которое я смотрю, лопается. Фигура матери с ребёнком рассыпается ломаными фрагментами, которые не собрать, и связь обрывается.

***

– Не всматривайся! – одёрнул меня Глагол. – Зеркала искажают правду. Они рады сломить и поглотить… Особенно в центре лабиринта!

Я отшатнулся от борта лодки. Жуткое место. Настолько, что даже Хугин вернулся ко мне и теперь сидел на плече. И да, уважаемые читатели, у нас есть лодка! Вернее Брауни, которая сменила форму с пальто на неё. Получилось тесновато, но зато стало нашим шансом преодолеть центр лабиринта. Вот и теперь Брауни рассекала льдинки-зеркала, огибая очередной водоворот-туннель вроде того, из которого мы появились. Проклятая трёхмерная навигация! Я же отсюда ни в жизнь не выберусь!

– Несуществующий, отключи запись данных, – неожиданно попросил напарник.

– Это ещё зачем? – насторожился я.

Но Глагол и не подумал отвечать. Словно отрешившись от мира, он просто смотрел в бесконечность, поглаживая головку Брауни, которая выступала фигурой на носу нашего небольшого судна. Я уже знал, что выпытывать из него ответы в таком состоянии бесполезно: нужно либо выполнить просьбу, либо проигнорировать. И я выполнил.

– У Брауни… проблема. И я боюсь, что твой Хугин, как и ты сам, можете быть отчасти… связаны, – Глагол обычно говорил не много, но чётко и ёмко. В этот раз паузы между словами были настораживающе длинными. Напарник не знал, что сказать, и это было предвестием беды.

– Всё настолько плохо, что даже Критики не должны об этом знать? – я невольно перешёл на шепот.

– Помнишь, как Брауни в Мёртвой сети пожрала своих сородичей – пауков – дабы восстановить свой исходный код? – я активно закивал, вспоминая то приключение. Глагол же помедлил, но чуть отстранённо продолжил: – Она получила больше, чем мы рассчитывали. Во-первых, теперь Брауни может генерировать Истинную веру…

– Так это же здорово! Вера лишней не бывает! – не понял я трагедии соратника.

– …А во-вторых, поглотив код ИИ, Брауни переняла их способность: генерация Веры в несколько потоков.

– Эм… Тоже неплохо. Запас в несколько десятков единиц – это всегда хорошо!

– Боюсь, речь идёт о других порядках, – на выгнутую мною бровь напарник вздохнул: – Сейчас это цифры с двумя нулями…