Когда меня снова вызвали в кабинет Фаррелла, то помощник прокурора был один – ни стенографистки, ни детектива. Фаррелл поинтересовался, как прошел ланч, дождался – меня это тронуло до глубины души – пока я отвечу, пододвинул ко мне листы бумаги с отпечатанными показаниями и откинулся на спинку стула.

– Перечитайте внимательно, – попросил он, – и решите, захотите ли подписать их.

Поскольку подразумевалось, что я могу и не захотеть, я прочитал текст не торопясь и внимательно, все пять страниц. Не найдя повода ни для цензуры, ни для споров, я придвинул стул поближе к краю стола Фаррелла, положил протокол на стол и достал из кармана шариковую ручку.

– Одну минуту, – произнес Фаррелл. – Вы неплохой парень, несмотря на строптивый нрав, так что я хотел бы вам помочь. Здесь подчеркивается, что вы рассказали нам все, ничего не утаив, обо всех своих действиях вчера днем.

– Да, я это прочитал. Ну и что?

– Тогда кто нанес отпечатки ваших пальцев на некоторые обрывки бумаг в корзинке для мусора?

– Черт побери! – с чувством выругался я. – Забыл надеть перчатки.

– Прошу вас отнестись к моим словам посерьезнее, – произнес Фаррелл, не спуская с меня глаз. – Вчера, отправившись на поиски Санта-Клауса, вы вошли в кабинет Боттвайля и тщательнейшим образом перерыли всю корзинку для мусора. И вы вовсе не случайно забыли об этом. Вы, насколько нам известно, вообще ничего не забываете. Следовательно, вы преднамеренно умолчали об этом факте. Я хочу знать почему. И еще: что именно вы взяли из корзинки и что с этим сделали?

Я ухмыльнулся:

– Я зол сам на себя, поскольку недооценил скрупулезность полицейских. Мне и в голову не пришло, что они способны искать отпечатки пальцев на ничего не значащих обрывках бумаги, но я просчитался. Терпеть не могу садиться в калошу. – Я пожал плечами. – Ладно, ничего не попишешь. Век живи – век учись. – Я придвинул к себе протокол, подписал последнюю страницу, протянул подписанный протокол Фарреллу, а второй экземпляр сложил вчетверо и убрал в карман. – Если вы настаиваете, то могу объяснить в письменном виде, – добавил я. – Но сомневаюсь, стоит ли. Санта-Клаус дал деру. Кирнан вызвал полицию, а я, признаться, немного растерялся. Я осматривался по сторонам, пытаясь найти хоть какую-нибудь улику, которая подсказала бы, где искать Санта-Клауса, и мой взгляд случайно наткнулся на корзинку для бумаг. Вот я и решил в ней порыться. А не упомянул я об этом, конечно, не из-за того, что забыл, а исключительно из чувства стыда, ведь я привык считаться умным и смекалистым, а тот поступок был на редкость глупым. Вот ответ на ваш первый вопрос. На второй ответ еще короче – ничего. Я перевернул корзинку, высыпал содержимое на пол, потом побросал все обратно, но ничего не взял. Хотите, чтобы я это написал?

– Нет. Хочу только немного поговорить об этом. Я и сам знаю, что вы и умны, и смекалисты. И вы, безусловно, не растерялись. Я хочу узнать истинную причину, которая побудила вас копаться в корзинке. Я хочу знать, что именно вы искали, удалось ли вам это найти и что вы с этим сделали.

Я выкручивался и извивался как уж на сковородке больше часа, причем минут через двадцать к Фарреллу присоединился второй помощник окружного прокурора. В какую-то минуту я даже подумал, что меня собираются задержать как важного свидетеля, но обстоятельства сыграли мне на руку: для ареста нужен ордер, началась рождественская неделя, а прямых доказательств, что я и в самом деле пытался утаить какие-то улики, не было, поэтому в конце концов меня отпустили восвояси, велев, правда, приписать дополнение к уже подписанному протоколу. Нехорошо, конечно, заставлять столь важных служителей правосудия ждать, пока я добросовестно переписывал это дополнение на оставшийся у меня экземпляр протокола, но я предпочитаю делать все как подобает.