– Может, и собирался, – сказал псаммиад.

– Тогда хочу… – начал Робби.

– Ты уже загадывал, Робс, – перебила я. – Милый псаммиад, я вот тут подумала: нельзя ли…

– Нет, нет! Дайте мне загадать, пожалуйста. Хочу стать – ладно, чтобы мы все стали богатыми и знаменитыми, – затараторила Шлёпа.

Псаммиад помолчал, а затем кивнул.

– Прекрасно. Стало быть, богатыми и знаменитыми, – повторил он и начал раздуваться. Он увеличивался в размерах, пока глаза-стебельки не выпучились, а сам он не превратился в шар, – потом резко выпустил воздух, вяло завозился в песке и исчез.

– Большущее спасибо, милый псаммиад! – Я пихнула локтем Шлёпу – давай, мол, тоже.

Но она отвлеклась: к нам кто-то шел.

– Смотри! – кивнула она в сторону.

К нам через лес широким уверенным шагом приближался огромный бугай. Высоченный, здоровенный дядька, с краснющей лысой головой и почти без шеи – ужасающий гигант в светло-сером спортивном костюме и начищенных коричневых ботинках.

Я вцепилась в Робби, а Шлёпа схватила Моди.

– Бежим! – крикнула я. – Явно бандит! Вдруг он хочет нас убить?!

Но подойдя ближе, мужчина остановился и коснулся пальцами пунцового лба, вроде как отдавая честь.

– Добрый день, мисс Шлёпа, мисс Розалинда, мастер Робби, маленькая мисс Моди. Надеюсь, хорошо провели время на семейном пикнике, – почтительно сказал он. – Простите, что заставил ждать.

Мы уставились на него.

– Э-э… а вы кто? – спросила Шлёпа.

Здоровяк опустил огромную голову. Вид у него был довольно нелепый.

– Шутить изволите, мисс Шлёпа? Я ж Бульдог, телохранитель ваш. Извольте проследовать за мной, Боб уже машину подогнал.

– А что за машина? – не поняла Шлёпа.

– Он думал, вы розовый лимузин на сегодня просили, раз вас четверо, но если предпочитаете «Роллс-Ройс» или красный «Феррари» – сделаем, – угодливо сказал он.

Шлёпа сглотнула.

– Ну, полагаю, розовый лимузин сойдет, – хихикнула она. Потом встала и взяла Моди под мышку. – Пошли, что ли, – повернулась она к нам.

– Ты что, нельзя садиться в машину к незнакомому дядьке! – зашипел Робби.

– Он знакомый дядька. Он нас знает. Он работает на нас, – поняла Шлёпа. – Мы богатые и знаменитые.

– Это точно, – сказал Бульдог. – Про вас опять во всех газетах пишут, мисс Шлёпа, а телевизионщики прям ошалели – так мечтают вас на свои шоу заманить. Грэм Нортон и Пол О’Грэди разругались и не разговаривают, а Опра собирается свой личный самолет аж из Америки прислать, только бы заполучить вас к себе на передачу[10].

– Ого! – с восторгом воскликнула Шлёпа. – Ну пойдемте же, ребята. Айда в лимузин!

– Надо ж папу и Элис предупредить, нет? – тормознула я.

– Ага, можно подумать, они нас отпустят, если мы скажем, что едем с вот такенным дядькой-гориллищей по телику выступать, – зашипела Шлёпа. – Это всё ненастоящее, Розалинда. Это волшебство – и это всего на один день. Можешь остаться и всё испортить, если тебе так хочется, а лично я собираюсь отрываться.

– А мы что, тоже знаменитые? – спросил Робби. – Жалко, нельзя папе рассказать. А чем я знаменит? – Он потянулся к ближайшему дереву – просто проверить – и попробовал подтянуться. Не вышло.

– На сей раз ты точно не гимнаст, – сказала Шлёпа. – Всё, мы идем, Бульдог.

Она зашагала рядом с ним, унося с собой Моди.

– Пошли посмотрим, правда там розовый лимузин или нет, – шепнула я Робби. – Не бойся. Я не дам ей сесть в машину, и уж конечно не с Моди.

Держась за руки, мы поспешили за ними. Вдалеке послышался шум. Он все нарастал и нарастал – а потом мы увидели за деревьями толпу народа. Люди чего-то ждали, болтая, пихая друг друга локтями и держа над головой наготове мобильники, чтобы фотографировать.