– Эх, не повезло! – вздохнул Тим, помогая ей подняться. Потом повернулся к белобрысому и хлопнул его по спине: – А ты молодчина!

Шлёпа скривилась.

– Это всё из-за них! Они разгалделись, из-за этого я и соскочила! Давайте переиграем!

– Увы, – сказал Тим. – Мне все равно пришлось бы тебя дисквалифицировать – на канатах качаться нельзя. Я тебе уже говорил. Пришла в мой зал – надо меня слушаться.

– Раз так, больше не приду в ваш дебильный зал, – обиделась Шлёпа.

– Шлёпа, не груби, – строго сказал папа. – Никто из вас больше сюда не придет. Тим, ты уж прости, что отняли у тебя время.

– Да ерунда, Дэйв, – махнул рукой Тим. – Жалко, что дочка у тебя такая ершистая – у нее настоящий талант.

– Она не моя… – Папа сделал глубокий вдох. Что тут скажешь. Шлёпе никто не указ.

– Надеюсь, вы не скучали, – любезно добавил Тим.

– Да уж, не скучали! – бубнил папа уже в машине. – Какой позор! Со мной в жизни такого не было.

Мы молчали. Шлёпа дулась, я страшно переживала, а Робби весь сгорбился от стыда.

Когда мы подъехали к дому, папа постарался взять себя в руки:

– На самом деле это все ерунда, Робби. Я все равно тобой горжусь, ты ведь мой сын. Кому какое дело до этой дурацкой гимнастики! Ты вот только мне объясни: вчера ты был изумителен, великолепен, а сегодня тюфяк тюфяком – что за игры?

Робби ничего не ответил.

– Ну ладно, может, это и впрямь волшебство, как ты и говорил. Ха-ха, – невесело сказал папа.

– Ха-ха-ха, – отозвались мы.

Элис с Моди дожидались нас.

– Боже мой, что случилось? – спросила Элис.

– Не спрашивай, – сказал папа.

– Робби не справился? – не отставала Элис.

– Зато я справилась, – похвасталась Шлёпа. – Почти что выиграла в это их дурацкое «Кораблекрушение». Я там лучше всех была. Этот папин Тим чуть ли не умолял меня ходить к ним туда заниматься, но мне неохота. Шустрый такой, хлебом не корми – дай покомандовать. Прям как в школе.

– Ох, Шлёпа, – с укоризной сказала Элис и вздохнула: – Я бы на твоем месте помалкивала про школу.

Похоже, Шлёпу уже отчисляли из школы за поведение.

– Она вела себя отвратительно, хамила Тиму. Я чуть со стыда не умер, – наябедничал папа.

– Давайте, наезжайте на меня. Я не виновата, что все вышло не так, как вам хотелось, – буркнула Шлёпа.

Робби повесил голову. Я поежилась. Даже Моди забеспокоилась и принялась сосать палец, хотя и не понимала, о чем разговор.

– Ну что вы такие кислые! – Элис сделала над собой заметное усилие. – Веселей, народ. Чем сегодня займемся?

– Хотим на пикник в Оксшоттский лес! – хором сказали мы.

– Как, опять в Оксшоттский лес? – удивился папа. – Мы же только вчера там были. Может, что-нибудь новенькое придумаем? Можно в Ричмонд-парк поехать или в Сады Кью. Уж как-нибудь втиснемся в машину.

– Может, вы, ребята, поедете, а мы с Моди останемся дома? – с надеждой предложила Элис.

– Нет, мы очень-очень-очень хотим пойти к той яме с песком в лесу, – сказала Шлёпа. – Пожалуйста, мам. Пожалуйста, Дэйв.

Шлёпа «пожалуйста» говорила не часто, так что подействовало вмиг.

Мы помогли собрать провизию для пикника. Я пристроилась резать морковку и сельдерей, Шлёпа присматривала за колбасками на гриле, а Робби делал шоколадные хрустики. Я переживала по поводу желаний и в задумчивости вместо морковки порезала палец – пришлось заклеивать пластырем. Шлёпа тоже явно что-то обдумывала – и сожгла колбаски, хотя утверждала, что сделала это нарочно – обожает, мол, горелое. Робби растопил шоколад, всыпал в него кукурузные хлопья и разлил пирожные по бумажным розеткам. Шоколадные хрустики – самый простой десерт в мире. С ними и Моди бы справилась. Но папа с Элис восторгались так, как будто Робби соорудил роскошный торт в три яруса. Папа чмокнул в щепотку сложенных пальцев, а потом их растопырил. А Элис попросила Робби непременно дать ей рецепт.