Это была винтовка «Мосин» образца 1891/1930 с оптическим прицелом ПУ и ремнем в виде сложной петли, чтобы закреплять ее на теле в трех точках.

– Белая Ведьма была здесь, – пробормотал Акков. – В этом нет никаких сомнений.


Снайперское везение: пещера.

Снайперское везение: пещера, в которой нет медведя, волка, барсука или какой-нибудь другой дикой твари, готовой сразиться с незваным пришельцем за право собственности.

Снайперское везение: ручей, по которому можно пробежать несколько километров, не оставляя следов. Больше того, когда Мила наконец выбралась из воды, она вскарабкалась на скалы и поднялась по каменистой тропе на твердую, сухую землю. Опять же, никаких следов.

Девушка забралась в пещеру и сжалась в комок, глядя на то, как лучи поднимающегося над Карпатами солнца пробиваются сквозь листву. Вокруг царила тишина. Картина казалась идеальной: вертикали двадцатиметровых сосновых стволов, горизонтали сосновых ветвей, гармония зелени и бурых красок, уходящий вниз склон, зелень травы, чем-то напоминающей клевер, косые лучи солнца, проникающие сквозь заросли. В воздухе чувствовался сладкий аромат сосновой хвои. Картина была настолько безмятежная, что Миле пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться от нее: все вокруг говорило об умиротворенности и безопасности, в то время как об этом, скорее всего, не могло быть и речи.

Мила не видела ни одного немца, хотя поле зрения было ограниченно. С другой стороны, партизаны ее тоже не искали. У нее не было ни винтовки, ни карты, и она понятия не имела, где находится. Все произошло так быстро, по-современному – вот ты в одной вселенной, на грани сна, грезишь о близких людях, а в следующее мгновение ты уже в другой вселенной, где царит оглушительное насилие, а все и вся пытаются тебя убить.

У Милы ныло все тело. Чем дольше она лежала, тем больше сигналов боли поступало от различных его частей, осознающих, что им уже больше не нужно работать по максимуму и они могут расслабиться в безделье, отрапортовав о своем дискомфорте. Мила несколько раз упала, заработав синяки и ссадины и ободрав колени. Ей пришлось пробираться через густые заросли, поэтому лицо и руки были иссечены сосновыми иголками. Похоже, она потянула мышцы на груди, и эти мышцы настойчиво докладывали о своих страданиях. Была еще такая мелочь, как растянутая лодыжка, но у лодыжек имеется определенное свойство: первый день они помалкивают, а на следующий громко жалуются. Добрая сотня царапин, шишек, синяков, порезов, ссадин и уколов требовала к себе внимания. Тем временем Мила отчаянно проголодалась. Что она будет есть?

Мила не была лесным жителем. Она родилась и выросла в большом городе. Ее жизнью были петербургские кинотеатры и кафе, что можно было сказать про многих коренных петербуржцев из старинных семей: Мила никак не могла заставить себя называть свой родной город Ленинградом. Это был город белых ночей, прекрасный в неярком северном свете, с величественными соборами и дворцами, бесчисленными реками, каналами и мостами. Это был город Достоевского, город русской литературы, самый европейский город в России. И он никак не подготовил Милу к тому, с чем она столкнулась сейчас.

Она поняла: ей нужно составить план. Ее отец, мудрый и изобретательный, уже все решил. Мила услышала его голос. Оставаться в пещере, дождаться наступления ночи, затем с наступлением сумерек начать спускаться вниз. Возможно, ей повезет, возможно, не повезет: либо она наткнется на крестьян, которые ей помогут, либо на немцев, которые ее убьют. Но нельзя просто лежать здесь, дожидаясь смерти.