Я подошел к подъезду, потянулся к двери, когда за спиной прозвучал с явной угрозой голос:

– Стоять. Че, мареха, побазарим? Ты чей будешь?

Я вздохнул и повернулся. Других вариантов не осталось, через это следовало пройти. По дорожке вдоль дома шли трое – молодые, в хорошей физической форме, с каменными лицами. Одеты в короткие куртки из кожзама, мятые «бананы». На головах «фердинандки», они же «вальтовки» – шерстяные шапочки с козырьком и помпоном. В некотором роде униформа. Я сошел с крыльца, стал ждать, делая не очень сложное лицо. В принципе я мог им противостоять. Или нет. Дело случая и везения – а также подготовки этих уличных авторитетных ребят. Они подходили, не меняясь в лицах, взирали исподлобья. И вдруг, когда до них осталось метра три, возглавляющий шествие здоровяк заржал, стал хлопать себя по коленям.

– Не узнал, в натуре, не узнал! Шериф, ты ослеп, чертяка! – Он чуть не пустился в пляс от радости, а потом заключил меня в суровые мужские объятия, стал хлопать по спине.

– Уйгур, ты, что ли? – Я оторопел, отстранился, всмотрелся. Ба! Лучшего школьного друга Рената Шамсутдинова вообще не узнать! За одной партой сидели, худой был, неприметный. И вдруг разросся, заматерел. Поблескивали глазки с разрезом – единственная примета, по которой его можно было узнать. Старый кореш лучезарно улыбался – от уха до уха, обнажились вполне добротные зубы. Почему Уйгур? Да хрен его знает, уже и не вспомнить. Так повелось с незапамятных времен. Не русский, не китаец, да, собственно, и татарин-то только наполовину, по папе. До меня дошло, я взвыл от избытка чувств, стал его трясти, хлопать по спине. Расслабились сопровождавшие лица, и физиономии стали вполне приветливыми.

– Ну, все, все, хватит обниматься, мы же не бабы, – проворчал Уйгур, отступая. Обозрел меня с ног до головы, – Ай, хорош… Армейку же прошел? Знаю, знаю… Смотрите, чуваки, какой орел – клейма ставить негде. Друган мой лучший. Правда, что-то мы с тобой, братишка, в последнее время даже не переписывались… Ладно, бывает.

– Думал, ты свалил из Казани, – признался я. – Ты ведь тоже служил – только раньше ушел и раньше вернулся?

– Да, неинтересно, – отмахнулся Уйгур. – Караульная рота, Верхняя Пышма под Свердловском. Только и удовольствий – в спортзале качаться да в самоходы бегать. А пацаны вчера засекли нездоровую активность у твоего подъезда, переезжал кто-то. Тишком так, по темноте – и кто, думаем, мышкует? На Шерифа, говорят, похож, да я не поверил, ты вроде окончательно в Уфе прописался. Насовсем к нам, или как?

– Как пойдет. – Я пожал плечами. – У отца проблемы со здоровьем, на инвалидность посадили.

– Хреново, – посочувствовал Ренат. – Помню Андрея Васильевича, золотой мужик. Обязательно забегу, засвидетельствую, так сказать, свое почтение. Познакомься с пацанами – Холод, Гуляш… – Уйгур оскалился. – В миру Олежка Холодов и Ромка Гуляев. Да ты их должен помнить, в классе на год младше учились. Холод осенью с армейки вернулся, а Гуляш… Слышь, Гуляш, ты почему в армии не служил?

– Успеется, – хмыкнул жилистый темноволосый парень, на поверку оказавшийся вполне улыбчивым. Лица были смутно знакомые. Столько лет прошло. Холод выглядел основательно, имел серьезное лицо правильной формы (такие девчонкам нравятся), словами не разбрасывался. Глаза не прятал и улыбку имел располагающую. «Может, не бандиты? – терялся я в догадках. – Простые парни с нашего двора».

Подошла фигуристая особа лет семнадцати – без шапки, в простеганной куртке с утеплителем. Девчонка была крупноватая, но все равно фигуристая, с простым, но симпатичным лицом, русые волосы были собраны в пучок на затылке. Девица подбоченилась, уставилась на меня критически, с прищуром.