Все еще по-юношески стройный и статный герцог лично вышел проводить дозор, отправляющийся в темнеющий на горизонте Гиблый Лес. «Запомни, Стефан, – сказал напоследок нахмурившийся командир егерей. Он помнил практически всех своих бойцов по именам. – Как только почуешь беду – ноги в руки и назад! Чует мое сердце, не к добру эта тишина. Из Ноира уже больше месяца ни вестей, ни торговых караванов. Я уже двух гонцов к Людовику де Ласси, командиру тамошнего гарнизона, послал. И как в воду канули, ни слуху, ни духу… – ван Гален хлопнул внимательно слушающего ветерана по плечу. – Так что смотри во все глаза и держи руку поближе к рукоятке ножа. Постарайтесь тишком пройти сквозь Гиблый Лес. Наткнетесь на лихих людишек – разворачиваетесь и бегом назад, не ввязываясь в драку. С меня хватит сгинувших гонцов. Мне нужны хоть какие-нибудь новости из этого проклятого леса. Ну да ты, Стефан, калач тертый, не пропадешь, – герцог еще раз хлопнул по плечу и отсалютовал остальным разведчикам, выстроившимся у распахнутых ворот. – Удачи, волчья стая! Не подведите своего папашу Радомира!»

Посланные на разведку вуденбергские егеря уже третий день шли через Гиблый Лес, до сих пор не встретив ничего подозрительного. Если так и дальше пойдет, они через пару дней спокойно выйдут на западную границу Гнилого Леса. А вокруг по-прежнему тишина и благодать. И вообще никаких признаков присутствия человека. Ни старых костровищ, ни заполненных проступившей водой отпечатков ног в прелой слежавшейся хвое. Да и звериные следы попадались на удивление редко. Стефана насторожили попавшиеся пару раз отпечатки волчьих лап, чересчур крупные для обычного зверя. Но мало ли чего в лесу не бывает… Поднимать из-за этого тревогу вроде бы рано. Немного расслабившиеся егеря даже развели вчера небольшой костерок, зажарив удачно попавшегося на дороге тетерева. А сегодня с утра Гарза проснулся со стойким нехорошим предчувствием и чувством тревоги, крепко засевшим где-то под сердцем. Но день катился к обеду и осторожно крадущиеся егеря оставляли за спиной версту за верстой, а вокруг было все также спокойно и умиротворенно. Более—менее сухие места сменились болотистыми полянками, густо поросшие багульником и кривобокими елками. То и дело на пути попадались здоровенные гранитные валуны, по самую макушку ушедшие в землю и сплошь покрытые седым лишайником.

Мало—помалу, величественные сосны совсем пропали, уступив место темным елям. Стало вконец мокро. Мягкие сапоги без каблука по щиколотку уходили в сырой грязно – зеленый мох, оставляя глубокие следы, мгновенно наполняющиеся выступающий из-под хвои и прелых листьев водой. «В березовом лесу – веселиться, в сосновом – молиться, в еловом – вешаться… – неожиданно вспомнилась Стефану мудрая народная присказка. – Да тьфу ты! Чего это я, как бабка старая! Соберись, барышня кисейная, хватит сопли распускать… Надо сказать Дитриху, чтобы забирал левее, а то того гляди в болото угодим. Оно чуть правее и тянется до самого Черного озера. Хотя… Он Гиблый Лес не хуже меня знает. Так что, ученого учить – только портить, – будто услышав его мысли ведущий цепочку егерей Дитрих стал потихоньку уходить влево. – Интересно, куда все зверье подевалось? Почитай, полдня бежим, а наткнулись до сих пор только на следы кабанихи с выводком, да прошедшего к болотам сохатого. Маловато как-то для такой глуши…»

Петляющие между деревьями егеря выскочили на небольшую прогалину, когда-то выжженную лесным пожаром. Прищурившийся от ярких солнечных лучей, Стефан на бегу огляделся вокруг и уже совсем, было, собрался объявить привал, когда замерший Дитрих поднял руку и опустился на колено, настороженно оглядывая лес. Стефан нагнал чуть разошедшихся в стороны «молодых», как он с отеческой заботой называл Юргена и Хигенса, и, тронув Вьюрка за плечо, ткнул пальцем себе за спину. Оба понятливо развернулись, прикрывая спину. Дитрих, не отрывая глаз от леса, осторожно потянул из холщевого чехла, висящего за спиной, длинный полутораметровый лук. Потом так же медленно достал из промасленного колчана светлую ясеневую стрелу.