– На сей счет я уже говорила! – недовольно поджала губы императрица. – Вам для того и чин адмиральский жалован, чтоб с графом Алексеем сравняться. Моему слову могли бы и верить.

И, не попрощавшись, она сошла с корабля. Шедший следом Григорий Орлов, свидетель разговора, с ненавистью зыркнул на Спиридова, прошептал злобно:

– Чтобы назавтра и духу твоей эскадры в Кронштадте не было! А разговор сей ты у меня еще попомнишь!

Шлюпка с императрицей и сопровождающими ее особами взяла курс к стоявшей отдельно придворной яхте.

В шканечном журнале бомбардирского корабля «Гром» осталась следующая запись: «В начале пятого часа с корабля “Евстафий” изволила отбыть Ея Императорское Величество на яхту “Екатерина”. С корабля “Евстафий” отдавали подобающую честь постановлением команды по вантам и штангам, игранием музыки и кричали “Виват” 11 раз, а со шлюпки Ея Императорского Величества ответствовали 3 раза».

Проводив царицу, Спиридов вновь собрал офицеров и команду флагманского корабля на шканцах. Сглотнув горечь обиды, он обратился к строю с краткой речью:

– Я хочу не токмо поздравить вас с выходом в первое столь дальнее путеплавание флота нашего, но также изъяснить те обстоятельства особые, в коих нам находиться предстоит. Я говорю не о вашем рвении службе, которое мне несомненно, а о том, чтобы каждый из нас, кроме сего рвения, нес в сердце своем любовь к Отечеству нашему. Мы плывем в далекие моря, нас ждут баталии и смерти. Будем же достойны величия России, наказов Великого Петра и славы флота нашего! Не посрамим чести моряков российских! Ура!

Затем адмирал Мордвинов, согласно повелению Екатерины, пожаловал капитанов Самуила Грейга и Ивана Барша бригадирскими чинами. Тоже авансом!

Контр-адмирал Самуил Грейг

Сразу по роспуску строя засобирался Мордвинов на берег, ссылаясь на неотложные дела.

– Говорил тебе, прикуси язык, так все-таки ляпнул на свою голову! – сокрушался он. – Себя жалеючи, кверху не плюют, Гриша!

– Говорить бедственно, но и молчать тяжко! – Спиридов был зол. – Осточертело угодничество гнусное!

– Ладно, – перевел опасный разговор на другое осторожный Мордвинов, – назавтра поутру выгоняй эскадр свой к Красной Горке, сам же ко мне в Кронштадт, будем ждать инструкции секретные по сношению с державами европейскими, мимо коих тебе плыть надлежит.

Проводив Мордвинова, задержался Спиридов у фальшборта. Раскрыл табакерку, не торопясь, набил табаком трубку, пальцем его уплотнил. На серебряной табакерке маслом писанный портрет царя Петра в венках лавровых, по сторонам от него сцены из баталий громких: Нева, Гангут, Эзель и Гренгам. Табакерка эта Спиридову еще стариком Бредалем дарена. Рядом с адмиралом капитан «Евстафия» Круз, багровый и потный от пережитых волнений. Захлопнул Спиридов табакерочку любимую, в карман положил.

– Что ж, – обернулся он к Крузу, – дело царское – повелевать, а наше моряцкое – по морям плавать. Подымай, Александр Иваныч, сигнал к съемке с якорей!

Сообщения с театра военных действий за июль 1769 года:

19 июля. Утром турки в количестве 20 тысяч человек начали переходить вброд через Днестр, чтобы воспрепятствовать предполагаемой нашими войсками переправе. Начальник передовых русских войск князь Прозоровский неожиданно ударил по неприятелю с двух сторон – гусарами и егерями – и опрокинул его. Картечный огонь артиллерии докончил поражение противника, который, не думая уже более об отпоре, старался только со всею поспешностью убраться, причем значительное число его потонуло, до 400 человек было убито и много ранено, отбито 2 знамени. У нас потери состояли из 38 человек убитыми и 42 ранеными. В деле отличился генерал-майор и камергер Потемкин.