По дороге в Цхнети[13] двигалась серая «Волга» директора текстильного комбината Солико Долидзе. За рулем отдувался сам хозяин, тучный мужчина лет пятидесяти. Миновав разъезд, он с трудом въехал в узкий тупичок, впритык к воротам белой дачи, шлепнул дверцей машины и проник во двор сквозь калитку. Не без опаски поглядывая на пса, дремавшего возле будки среди кур и цыплят, миновав навес, под которым возились дети, он очутился в доме. Сверху доносились негромкие мужские баритоны.

На втором этаже, на увитой виноградом веранде, за круглым столиком играли в карты. Возле каждого игрока – придавленные чем попало стопки денег, пепельницы, зажигалки, красные «Мальборо» и желтые «Кэмэл». Жужжали два больших вентилятора.

– Всем – мое почтение! – откланялся Долидзе.

Мужчины подняли глаза от карт.

– А, Шотаевич… Давно не виделись! Как дела? Как семья? Как дети?

Хозяин дачи, очень высокий и худой мужчина, тоже кивнул, но не особенно приветливо, и сердито прокричал во двор:

– Эй, вы там! Опять калитку не запираете, черт бы вас побрал! Сколько раз повторять?!

– Была закрыта, Элизбар, видно, дети открыли, – ответили снизу.

– Закройте как следует!

– Что это с ним? Чем он взволнован? Почему сердитый? – вполголоса спросил Долидзе у игроков.

– В плохом настроении – вчера шестьдесят тысяч проиграл. И сегодня уже пять, – пояснил один из играющих. – Не везет ему – вот и все. Бывает.

– Мы ему советовали не играть сегодня – так нет, все-таки играет! – в тон добавил другой игрок, седой и моложавый, а Долидзе подумал, что этот точно не жалеет о том, что Элизбар сел играть в невезучий день.

– Не ваше дело, играю я или нет! – довольно резко ответил хозяин дачи и покосился на Долидзе. – В чем дело? Что случилось?

– Несколько слов, Элизбар, – просительно ответил Долидзе, подавив вздох, что не укрылось от хозяина дачи.

Он покачал головой, перебрал карты, которые третий день не выпускал из рук, бросил их на стол и направился в комнаты. Уселись. Долидзе взволнованно сообщил, что у него на комбинате ожидается большая ревизия.

– Успеем до их прихода вывезти левое сырье? Должны успеть! – занервничал Элизбар Дмитриевич.

– Боюсь, что нет! – закрыл глаза Долидзе. – Времени в обрез! Там тонны… А ревизия – близко.

– Завтра с утра займусь этим – найду грузовики. Узнаю, что за ревизия… Что еще?

– Еще… – Долидзе вздохнул. – Еще звонил из Узбекистана Паико. Эти проклятые чучмеки опять расплатились с нами опиумом… – с трудом выговорил он. – Представляешь, тридцать кило опиума дали!

Элизбар Дмитриевич побледнел:

– То есть как?

– Только не волнуйся, Элико, – взмолился Долидзе. – Второй инфаркт никому не нужен! Валидол?

– Засунь себе… – выкрикнул Элизбар Дмитриевич, откидываясь на спинку кресла. Посидев так, он с натугой произнес: – Объясни, как это получилось. Мы же договорились, что больше подобного не будет?

Долидзе молчал.

– Это ты во всем виноват! Ты придумал – вместо денег опиум брать! – прошипел Элизбар Дмитриевич.

– Почему я? Мне предложили – я тебе предложил, а ты согласился! – ощетинился Долидзе. – Я тут ни при чем! Ты свое «да» сказал! Сказал бы «нет» – и не было бы ничего.

– Соблазнил, дьявол! «За рубль можно сто получать!» Вот и получили!.. Мало мы намучились с той отравой?.. В первый раз они дали нам три кило. Ты тогда радовался, говорил, что в городе три кило превратятся в сто тысяч. Хорошо, взяли… Забыл приключения потом?.. Забыл?.. – Элизбар Дмитриевич в ярости стукнул по столу. – Уже тогда я сказал тебе, чтобы этого больше не было! – Он провел пальцем перед носом у Долидзе, который, сложив ладони между колен, сидел, как школьник. – А ты что? Второй раз они всунули нам десять кило! Хорошо еще, Мераб согласился в Москву половину увезти! Один раз сделали одолжение, два раза – и все, хватит!.. И где это видано – опиумом расплачиваться?.. Теперь вот пожалуйста – тридцать кило! Да ты, я вижу, очумел! Давай рассчитаем. Они нам должны что-то около трехсот тысяч долларов, так? И вместо денег они дают тридцать кило опиума. Значит, кило они оценивают в десять тысяч? Так?