– Ничего себе! – присвистнул Мака. – Да с таким аппаратом мы в два счета без работы останемся, на хлеб и воду сядем – весь город будет день и ночь ручки крутить…

– Ну, не будем торопиться. Возьмем этого Гугу – тогда и про аппарат узнаем. Раз привез – значит, не увезет. Езжайте за сыном цементного завода, Серго Двали. Прямо сейчас… – приказал майор и сунул очки и ручку в нагрудный карман голубой рубашки.

– Да, я еще уточнил: проколы есть у всех, можно просто руки смотреть – и брать! – сказал Пилия.

– Ты, я вижу, так науточнялся ночью, что на Кукусике живого места не осталось наверняка, – засмеялся майор. – Ну, с Богом!

Когда Мака вышел в коридор, Пилия, наклонившись к майору и заглядывая в его безмятежные голубые глаза, тихо, но со значением спросил:

– Деньги за Амоева получил?

– На коленях просили подождать еще день. Лето, людей нет, не успели собрать полную сумму. Завтра в десять, – ответил майор, а Пилия покачал головой:

– Уже третьи сутки пошли, не нравится мне это… – но майор перебил его.

– А мне не нравится, что ты Макаке обещал долю за Амоева!

– Мы же брали его вместе!.. Он даже чуть не пострадал…

– Это его обязанность. Я приказал – он исполнил, и все! А мы дело раскапывали! Я и ты! Если каждому доли давать – денег не напасешься!

– Он не «каждый», он твой сотрудник, а мой напарник!

– Прошу тебя без моего ведома никому ничего не обещать! – холодно подытожил майор.

Пилия надел фуражку, не забыв, однако, объяснить майору напоследок, что зеркальная болезнь – это когда мужчина может увидеть свою чучушку только в зеркале, а по-другому – пузо мешает.

– Доиграешься у меня со своими шуточками! – прошипел майор ему в спину. – Ты на себя посмотри! Как в том анекдоте, где слон спрашивает верблюда: «Почему у тебя сиськи на спине?» «Не тебе, хуеносому, спрашивать!» – отвечает верблюд.

– Сам ты верблюд. Счастливо оставаться! – не оборачиваясь, ответил Пилия и хлопнул дверью. Мака молча последовал за ним.

По коридору с бумагами и папками деловито ходили сотрудники, о чем-то беседовали, кого-то ждали, искали, звали. Инспекторы поспешили в свой кабинет. Как только они оказались одни, то заперли дверь и оба сразу неуловимо преобразились: лица стали сосредоточенны, движения – резки, слова – отрывисты. Мака начал протирать пистолет, считать патроны, а Пилия открыл сейф, вынул таблетки, разложил их по две штучки и стал методично забрасывать в рот, запивая резкими глотками воды из графина.

Мака неодобрительно поглядывал на него, копаясь в карманах своей куртки. Пилия поджег пустые пачки в пепельнице. В этот момент снаружи властно постучали.

– Кто? – крикнул Пилия, чуть не подавившись.

– Я, Рухадзе! Что вы заперлись?

– Ну, только прокурора нам не хватало! – прошептал Мака и поспешно выбросил тлеющие остатки из пепельницы в окно.

– Дурак, весь двор в бензине! – прошипел в ответ Пилия и открыл дверь. В кабинет вошел щегольски одетый благоухающий прокурор. Уловив замешательство и запах горелого, он с насмешкой спросил:

– Что это вы тут делаете? Марихуану курите?..

– Нет, коку жуем, – отозвался Пилия.

– У меня есть сведения, что вы задержали некоего Кукусика…

– Да, – насторожился Пилия. Но откуда прокурор знает об этом? Арест не оформлялся в сводке, дело не открывалось. – А что?

– Ничего. Просто это мой родственник, сын племянницы. Надо бы с ним полегче… Что у него?

– Пакет кокнара. Идите к майору. Мы люди маленькие, не нам решать, – процедил Пилия.

– Его надо отпустить, а то племянница обидится!

– Есть, товарищ начальник! – козырнул с издевкой Пилия, который, как и все оперативники, терпеть не мог прокуратуры. – Побежал отпускать!