— Привет, мам.

Я тоже подошел к ней и приобнял.

— Ну привет, папаша. — Она посмотрела на меня исподлобья. — Ты уже готов к взбучке?

— Люди моей профессии готовы ко всему. — Я забрал у нее чемодан. — А что?

— Пап, без обид, но я ей рассказала про блины, — сразу пояснила ситуацию Козочка, будучи чересчур довольная своим поступком.

— Да, Катюша много чего интересного рассказала, — сказала мама так многозначительно, что я понял — подстава. Ну держись, малая.

— И про сломанную вазу в гостиной тоже?

Я покосился на дочь, округлившую глаза. На меня, значит, наябедничала, а про бабушкино сокровище, однако, смолчала.

— Что? — возмутилась мама. — Какую вазу?

— Упс! — Катя опустила голову. — Ба, я случайно.

— Фарфоровую?!

— Бабуль, я правда случайно!

— Случайностей не бывает! Носилась небось по квартире опять, вот и не углядела. Женя! — строго произнесла мое имя мама. — Постыдился бы. Дочь прикрывать надо, а не сдавать с потрохами.

— Это не тот случай. Я так понимаю, Катя с тобой вчера вечером разговаривала, да?

Козочка отвела взгляд — я угадал. Маленькая вредина. Надо будет провести с ней воспитательную беседу.

— Да. Поведала мне про духи и ночевку у этой бессовестной женщины.

— Людмила Константиновна — милейший человек.

Я пропустил их вперед через револьверные двери.

— У нее не все дома, Жень. Но я сейчас не о соседке. Вы же вроде как расстались с этой белобрысой.

— Расставание не мешает нашему общению. И Кристина не белобрысая, а блондинка. Весьма умная, кстати.

— Знаю я, какая она умная. Может мозги и имеются, но достоинства — ноль. Боже, как я скучала по здешнему воздуху. — Заметив мою усмешку, она поспешила объясниться. — В Тае духота. Там запросто можно перегреться, особенно человеку, пол жизни прожившему на севере.

— Ну тебе виднее. Мой последний отпуск был четыре года назад. Уже и не помню, как оно.

Она пропустила мои слова мимо ушей, словив первое подошедшее такси.

— Он возьмет втридорога, мам.

— Знаю, но ждать не хочу.

Мы загрузили ее чемодан в багажник, и вскоре покинули аэропорт. Голова гудела после вчерашнего. Я прикрыл веки, обрадовавшись тому, что в машине тихо играет радио — не услышу шушуканья моих вредных девочек. Перед глазами тут же возникли события прошлой ночи, вызвавшие улыбку. Маме никогда не нравилась Кристина. Она совсем не скрывала своей неприязни к моей любовнице, но в то же время не открыто не лезла. Вероятно, заметила, насколько свободные и ни к чему не обязывающие у нас отношения. Хотя, могу ошибаться, но для Кристи я многое значил. Не удивлюсь, если это симпатия, влюбленность… Вспомнил сказанные ей слова о моей нелюбви к кому бы то ни было и посмотрел на пролетающие мимо машины.

Увы.

— Жень, холодильник полный?

Я обернулся, чтобы ответить, но меня одолела зевота.

— Ясно… — сделала свои выводы мама. — Придется закупаться.

Спустя час в кастрюле варились макароны, а на сковороде булькала подливка с мясом. Мама поворчала немного по поводу отсутствия в доме продуктов, но из остатков сообразила настоящую вкуснятину. Говорят, блюда матери кажутся самыми вкусными из-за привычки, потому что мозг запоминает вкус детства, однако я читал иначе. Просто она замечательно готовила. Всегда. Даже обычные макароны получались не скомканным пластом теста, а рассыпчатыми, мягкими, чего совсем не скажешь о моих кулинарных потугах.

— Мам, ты чудо.

Услышав мой комплимент, она недоверчиво прищурилась.

— Я сказал правду. Кать, скажи, что вкусно!

— Фкушно! — еле выдавила из себя Козочка и продолжила жевать макароны, а проглотив их сказала: — Твоя яичница с этим ни в какое сравнение не идет.