Ее очень раздражали рисунки Анастасии. Она считала, что раз нет к этому способностей, то и не стоит тратить на это время. Под способностями она подразумевала умение писать классические пейзажи, как у Айвазовского или Левитана, а ее мазню пастелью считать за произведение искусства позорно. Она видела природу иначе, натюрморты у нее получались далекими от стандартных, а стоило взять в руки краски, как те превращались в живописные абстракции. Конечно же, матери это не нравилось, и она отказывалась покупать дочери необходимые для творчества предметы. Тем не менее девушка приобретала все сама, тайком, и прятала под кроватью своей комнаты.

Одним из таких приобретений стал удобный альбом, достаточно большой, но компактный, чтобы поместиться в сумку. И Настя с наслаждением коротала время, рисуя карандашом все, что она посчитает привлекательным для себя. Открытое окно возле стола преподавателя и развевающиеся от ветра шторы, сам преподаватель, уныло застывший подле доски, и дремлющие на теплом весеннем солнце сокурсники за своими партами. В альбоме можно было найти всю Настину жизнь, людей, которых довелось увидеть, улицы, по которым она гуляла, и даже суровую мать — худощавую, подтянутую, в прямоугольных очках в тонкой оправе. Если бы чужому человеку довелось заглянуть в него, можно было смело говорить, что о жизни Анастасии Мелиховой он знает все.

Жаль только, что из всех творческих кружков, в которых довелось побывать девушке, рисунок ни разу не попадался. Она занималась бальными танцами, музыкой, вокалом, пела в хоре и посещала курсы домоводства, но вот кисть в руки ей никто никогда не давал. Это огорчало и казалось странным, но категоричная мать даже не подумала дать разъяснений по этому поводу.

Сразу после занятий Настя решила прогуляться и заглянуть к своей школьной подруге Наташке, уже давно выпорхнувшей из-под родительского крыла и снявшей квартиру в спальном районе города, расположенном достаточно далеко от места жительства Мелиховой. Девушка не особо заморачивалась с образованием и выбором будущей профессии, считая, что жизнь сама вынесет к нужному берегу, поэтому работала официанткой в достаточно крутом современном ресторане под названием «Лис и лес». К четырем часа она только проснулась и встретила Анастасию в легком шелковом халатике с большим разрезом на левом бедре, растрепанная и с чашкой кофе в руке.

— Привет, подруга, — осмотрела она девушку и впустила в квартиру. — Что-то я не вижу твоих вещей. Все еще не решилась съехать от мамаши?

— Ты же знаешь, это будет скандал, — закатила глаза Настя, проходя следом за Натальей в кухню.

— Как будто без переезда вы не скандалите, — взобралась девушка на подоконник и достала тонкую сигарету. — Она заценила обновку?

Речь шла о новых джинсах, которые они вместе выбрали на сэкономленные с обедов деньги. И Настя знала, что они не придутся по вкусу чопорной матери, предпочитающей длинные платья в горошек, закрывающие даже горло и пятки. Но ходить в подобных бесформенных тряпках прошлого века ей осточертело.

— О да. Орала как потерпевшая.

— Переезжай ко мне, — завела старую пластинку Наташа. — Это твоя жизнь в конце концов, и только тебе решать, какую одежду носить.

— А жить я на что буду?

— В «Лисе» как раз начинается набор официантов на время летнего сезона. Уже сейчас мои чаевые почти в двадцать косарей и плюс к этому зарплата.

— Да уж, заманчиво, — примостилась рядом с подругой на подоконник Настя. — Но я даже не знаю, где это и какой там контингент.

— Пф, — фыркнула Наталья и затянулась сигаретой. — Мужики туда минимум на бэхах приезжают. Ролексы-хренолексы, рубашечки-костюмы, пьют виски со льдом и дамам ручки подают. Не то что наша гопота местная: ласково обматерят, пнут и пойдут дальше.