- Ладно уж, живи, - поморщилась девочка и вдруг протянула мне маленькую, узкую ладошку в знак приветствия, или перемирия, я не поняла. Замерла, ожидая моего отвеетного жеста. Погодский в удивлении приподнял бровь, видно не думал, что ребенок так быстро сдастся. Я пожала ручку и взвыла от разряда тока, прошившего меня до маккушки. Поганка эта мелкая разразилась всеселым смехом, наблюдая за моей вытянувшейся физиономией и показала зажатый в пальчиках электрошокер из маагзина приколов.- Живи, чего уж. И он мне не папа, кстати. Тоха – мой отчим.

12. Глава 11

Дети – цветы жизни? Ну да, ну да. Расскажите это мамкам, нянькам, бабушкам хулиганистых сорванцов и они вам ответят, что нежными эфемерными растениями, называть эти исчадья ада, просто преступления. Каждая мамочка помнит всю жизнь бессонные ночи, сумасшествие и бессилие у постели больного ребенка, страх потерять свою кровиночку в толпе и прочие прелести, без которых жизнь родителя невозможна и бесцветна. Да, дети цветы,  но я бы лично, хотела, чтобы они произрастали на чужом огороде. Именно такие мысли роились в моей шальной голове, когда я брела по раскисшей после дождя, проселочной дороге, обутая в кроссовки, цвета взбесившегося поросенка, шнурованные вырвиглазными, неоновым, всех цветов радуги, шнурками. Ужасные баретки мне презентовал Погодский, выудив их откуда – то из недр шкафа. Явно Сонечка не оценила красотищу, и отказалась носить и обноски торжественно вручили мне. А я чего, я ж не гордая. Все лучше чем домашние пантолеты, павшие в прогулках по лесу смертью храбрых.

Я хихикнула, вспомнив про болотного монстра из песни, которую очень любила бабушка.

Соня шла впереди, не обращая никакого внимания на меня, плетущуюся следом. Правильно, куда я денусь с подводной лодки. Погодский ушел два часа назад, пообещав к вечеру вернуться, и в груди у меня поселился странный, липкий страх. Да, я боялась что он не вернется. Правильно говорят – хуже всего ждать и догонять. Самые поганые ощущения.

- Что ты там бурчишь?- спросила девочка, резко остановившись. От неожиданности я врезалась в худенькое тельце едва не сбив малышку с ног. Она не могла увидеть моих губ, а это значит...

- Песенку пою. Про болотного монстра Йожина Сбажена. Ее очень любила моя бабушка,- тихо ответила я. Соня с интересом посмотрела на меня и смешно сморщила нос. Видимо название песенки прочесть по губам она не смогла.

- У тебя есть бабушка? – в голосе ребенка сквозила тоска. – Какая она? Добрая и теплая? У меня никогда не было.

- Она умерла, - горло мое сжалось от боли потери. Бабушка умерла, а я не смогла даже сохранить ее наследие, квартиру например. Не знаю теперь, смогу ли вернуться туда. Там осталась вся моя жизнь. Та, к которой я привыкла.

- Прости, - без тени издевки прошептала Сонечка. – У меня тоже мама умерла. Ее убили. Больше у меня нет никого.

- А Антон? – вопрос, который так меня интересовал я задала видимо слишком поспешно. Взгляд девочки стал колючим, она снова закрылась, развернулась резко и побежала по тропинке, размахивая хозяйственной сумкой.  Я ломанулась следом, даже не представляя, на какие шалости способна эта мелкая балбеска. Девчонка неслась, словно за ней все черти ада гнались. Я не успела понять, что произошло. Ноги скользнули по глине, мир несколько раз перевернулся, ударил меня по голове чем то липким. Все вокруг ускорилось, я услышала свой вопль, будто со стороны. Спустя минуту, адская пляска закончилась, но мне показалось, что прошли годы. Откуда то сверху, а может быть снизу, я плохо ориентировалась в пространстве, раздался издевательский смех. Я забарахталась в воняющей тиной, противной жиже, как растопырившаяся на соломинке, жаба. Желая только одного – убивать.