Однако и до судьбоносных событий начала ХХ века были сделаны важные шаги по превращению идиша в литературный язык. По мере того как повышался статус идиша, возникала и осознавалась необходимость в выработке его стандарта, а поскольку диалекты идиша отличались прежде всего фонетически, нужно было в первую очередь создать нормативное произношение.

Основные европейские языки прошли эту стадию в XVIII–XIX веках. Обычно нормативным произношением становилось произношение, принятое в столице. В большинстве случаев близким ему было театральное произношение. Однако в случае с идишем дело обстояло иначе. Как отмечал Юдл Марк[41], «…у идиша не было королевского двора, откуда бы пришло стандартное произношение». Не было, заметим, и столицы – языковая норма в идише складывалась без кодификационных усилий со стороны властей. Кроме того – парадоксально, но факт – литературное и театральное произношение были в идише не союзниками, а соперниками, потому что театральное сложилось на основе южных диалектов, а литературное – на основе северных (наиболее активными общественными и политическими деятелями были именно северяне-литваки). Позже доминирование литовского идиша было подкреплено авторитетом новой еврейской научной организации YIVO (Еврейского исследовательского института), созданной в 1925 году в Вильне.

Необходимо отметить, что наряду с развитием идиша в конце XIX века наметился и альтернативный процесс, связанный с постепенным добровольным отказом от него. Именно в России были сделаны первые попытки воспитания ивритоязычных детей. В 1868 году у еврейского учителя из Минска Ш.З. Бернштейна родился сын, который стал первым ребенком, родным языком которого был иврит, а в 1886 году появился на свет самый известный такой ребенок – Итамар Бен Ави, сын Элиэзера Бен Йегуды, который считается (не вполне правомерно) первым человеком, начавшим возрождать иврит в качестве разговорного языка. Процесс этот, впрочем, не затрагивал весь мир российского (а позднее – советского) еврейства.

Революции 1917 года подвели черту под существованием Черты, но не ее языка. Советская власть сделала ставку на идиш – в противовес ивриту, который был объявлен языком клерикалов и сионистов. Советская еврейская культура, «национальная по форме, социалистическая по содержанию», создавалась на идише – языке трудящихся масс. На нем ставил спектакли государственный еврейский театр ГОСЕТ, издавались художественные произведения, журналы и газеты, выпускались идиш-русские словари. Еврейские школы с преподаванием на идише получали государственное финансирование, а модернистские литературные объединения, где творили на идише, – поддержку. Более того: его изучение и выработка норм языка стали предметом деятельности исследовательских институтов Академии наук; существовали даже несколько университетов, где преподавали на идише. Наконец, он был провозглашен официальным языком в нескольких субъектах СССР: в Еврейской автономной области РСФСР, в Белорусской ССР (наряду с белорусским, польским и русским), в ряде районов Украинской ССР и в Крымской АССР.

Следует, правда, отметить, что расцвет был недолгим: он продлился всего около 20 лет – с 1917 по конец 1930-х годов.

Еврейскому миру, говорившему на идише, был нанесен сильнейший удар во время Второй мировой войны. Из 6 миллионов погибших в Холокост около 5 миллионов были носителями идиша. В послевоенном СССР высокая культура, связанная с этим еврейским языком, понесла огромную утрату несколькими годами позже: в 1948 году началась «борьба с космополитизмом»