Перед сном вытащил из куртки комок бумаги размером с лимон, разгладил каждую записку и, разложив их на кровати, перечитал еще раз. Почему я их не выбросил? Не выбросил – и все. Начал собирать коллекцию, будто знал в глубине души: Арт рано или поздно уйдет, поэтому следует сохранить хоть что-то на память. В течение следующего года записок набралось несколько сотен. Среди них были совсем короткие – на пару слов, встречались и длиннющие сочинения листов на пять. До сих пор храню почти все – с той самой, первой: «Будь что будет…» и до последней: «Хочу увидеть, действительно ли в небе открывается выход».

Отцу Арт сперва пришелся не по душе, а когда он узнал моего приятеля ближе – вообще его возненавидел.

– Что это у него за походка такая? Он что, голубой, твой дружок? – осведомился отец.

– Он надувной, папа.

– А ведет себя как гомик. Я бы не советовал тебе уединяться с ним в спальне.

Арт очень хотел понравиться отцу и всячески пытался наладить с ним отношения, однако папа его просто не понимал. Что Арт ни скажет – все не так. Как-то отец рассказывал о любимом фильме, а Арт написал ему, что книга даже лучше.

– Похоже, он считает меня неграмотным, – обиделся отец.

Другой раз Арт приметил у нашего гаража кучу старых покрышек и рассказал отцу о программе переработки резины: привозишь в «Сирс» изношенные шины и получаешь двадцать процентов скидки на новые.

– Решил, что мы никчемные голодранцы? – нажаловался мне папа, как только Арт отошел. – Тоже мне, сопляк!

Однажды мы с Артом вернулись из школы. Отец сидел в гостиной перед телевизором, а у его ног расположился питбуль. Пес немедленно вскочил, заливаясь истерическим лаем, и прыгнул на Арта, с противным скрипом пропахав когтем по целлулоидной груди. Арт, схватив меня за руку, подскочил до потолка. В случае опасности прыжочек у него был что надо. Он уцепился за лопасть выключенного вентилятора и повис над беснующимся внизу питбулем.

– Что это еще такое, черт возьми? – крикнул я.

– Домашняя собака, – отозвался отец. – Ты ведь всегда хотел собаку.

– Только не такую, которая жрет моих друзей!

– А ну-ка слезай с вентилятора, Арти! Он для этого не предназначен.

– Это не собака, – продолжал возмущаться я, – а самый настоящий блендер с клыками!

– Сам придумаешь ему имя или мне доверишь? – хмыкнул отец.

Мы с Артом укрылись в спальне и занялись обсуждением собачьих кличек.

– Снежинка, – предложил я. – Светляк, Пупс.

«А если Счастливчик? Звучит неплохо, как считаешь?»

Конечно, мы дурачились, а вот Счастливчик шутить был не намерен. За неделю Арт трижды подвергался смертельной опасности, сталкиваясь со злющим псом.

«Если он пустит в ход зубы – мне конец. Понаделает дырок…»

К дому питбуль так и не привык – везде оставлял почти невидимые на пушистом коричневом ковре сюрпризы. Как-то раз папа вляпался босой ногой в свежую кучку. О, в каком он был гневе! Гонялся за псом по всему дому с молотком для крокета, пробил дыру в стене и, хорошенько размахнувшись, переколотил несколько тарелок на кухне.

На следующий день мы устроили во дворе специальный загон, куда и переехал Счастливчик, посаженный на длинную цепь.

Арт стал бояться к нам заходить, предпочитая приглашать меня в гости. Я не видел в таких походах особого смысла – далековато. Мой-то дом совсем рядом со школой – прямо за углом.

– Что ты переживаешь? – удивлялся я. – Пес в загоне. Вряд ли он сообразит, как открывается дверца.

Да-да, Арт понимал, и все же… Если вдруг он и заглядывал к нам на минуту-другую, то обязательно приносил с собой пару заплаток для велосипедных шин. Так, на всякий пожарный.