Убедившись, что ничего нового не появилось, он отдал предпочтение крем-супу, гуляшу по-венгерски с ломтиками белого хлеба и черному чаю с яблочным штруделем.

Дремин взял зразы по-польски, тушеные овощи со сливками на гарнир и кофе с куском шоколадного торта.

Полицейские ели не торопясь, обсуждая свои дела.

– Как вы устроились в Пушкине? – спросил Самсонов, разделываясь с гуляшом. – Ремонт доделали?

Дремин фыркнул:

– Шутишь? Ванна и кухня даже не тронуты еще. Мне кажется, этот процесс не закончится никогда. Я буквально тону в досках, мешках с цементом и банках всевозможных размеров. А хуже всего то, что в квартире постоянно пахнет растворителем: мы то красим, то лакируем, то еще что-нибудь! – Он покачал головой. – На прошлой неделе я не мог полдня разогнуться после того, как стелил линолеум в коридоре.

– Зато когда все-таки закончите… – начал было Самсонов, но Дремин перебил его нетерпеливым жестом.

– Это будет еще очень не скоро! – сказал он, отправляя в рот кусок зразы. – К тому же жена постоянно ползает по интернету в поисках дизайнерских решений, а потом требует, чтобы мы их воплотили. – Он закатил глаза. – Если я не сойду с ума в ближайшие пару лет, то это можно будет считать чудом!

– Ну-ну! – ободряюще проговорил Самсонов. – Так поначалу только кажется.

– Это начало длится уже… – Дремин махнул рукой, не закончив фразу.

Через некоторое время Самсонов взглянул на часы.

– Скоро мне надо ехать к Шварц, – сказал он.

– Я с тобой, – отозвался Дремин.

– Думаешь, мне нужна нянька? – усмехнулся Самсонов.

– Думаю. Тем более что Башметов велел мне за тобой присматривать.

– Неужели? Вот это новость.

Дремин пожал плечами.

– Надеюсь, ты не против моего общества?

– Надейся.

Когда полицейские подъехали к дому, где жила Анна Шварц, они сразу заметили припаркованный напротив крыльца белый «Шевроле» с оперативником, которого Дремин попросил присматривать за свидетельницей.

Следователи вышли из машины и направились к «Шевроле».

– Привет, – нагнулся к окну водителя Самсонов. – Как дела?

– Все спокойно, – ответил приземистый крепыш с бритым черепом, одетый в свободную куртку и штаны с карманами на коленях. На ухе у него был прикреплен хэндс-фри, и он посекундно вытирал покрытое испариной лицо сложенным вчетверо клетчатым платком.

– Мы поднимемся, но ты пока не уезжай.

В подъезде пахло кошками, пылью и пельменями, которые готовил кто-то из жильцов. Несколько почтовых ящиков были разбиты, и железные дверцы с вывороченными петлями свисали безжизненно, словно намокшие флаги. В углу стояла пластмассовая плошка с остатками мелко покрошенной еды – кто-то подкармливал дворовых кошек.

– Ну и вонь! – поморщился Дремин. – Хоть бы побрызгали чем-нибудь, а то напоминает больничку.

– Это из-за кошачьего фермента, – сказал Самсонов. – Пахнет, как лекарство от желудка.

– Лучше бы пахло средством от тоски! – усмехнулся Дремин.

– Это чем же?

– Водкой.

– Думаю, водкой тут тоже иногда попахивает. Особенно по праздникам.

Поднявшись на лифте, полицейские оказались в коридоре, освещенном прикрученными к потолку лампами, две из которых мигали и тихо гудели. На стенах чернели сделанные маркером надписи, даже имелась пара скабрезных стишков.

Самсонов позвонил в дверь Анны Шварц. Она открыла секунд через двадцать.

– Входите. – Женщина была в трениках, белой майке и шлепках. На правом предплечье у нее виднелась большая цветная татуировка, изображающая иероглифы, переплетенные с шестеренками. – Уж думала, не придете.

– Мы опоздали? – спросил Самсонов.

– Задержались на десять минут.