Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Вот тут я испугалась и потребовала:

– Быстро рассказывай. Что бы ты ни сделала, все можно исправить!

Жека подняла на меня грустный взгляд.

– Не разделяю твоего оптимизма. Есть поступки, после которых следует пойти и утопиться.

Я вздрогнула и схватила подругу за плечо.

– Перестань ходить вокруг да около. У нас с Максом много знакомых, мы вытащим тебя из любой беды.

Неожиданно она улыбнулась.

– Спасибо, Лампуша. Я не совершила преступления, я просто подумала, что Севу надо убить! Насмерть! Вот прямо сию секунду вылить ему на голову кипяток. Понимаешь?

Моя нижняя челюсть медленно отвалилась, а Жека мрачно продолжала:

– Я отчетливо представила, как горячая вода попадает Севе на макушку, стекает струйками по лицу, он кричит, а я хохочу от радости. Это нормально?

Хорошо, что она задала вопрос риторически, ей не требовался ответ. Я застыла на стуле истуканом, а она тем временем говорила:

– В ту же ночь мне приснился сон. Иду по коридору с канистрой в руках. Дом богатый, убранство в английском стиле, темные двери, книжные шкафы, ковры. Я прошла через гостиную и вошла в спальню, там огромная кровать с дубовой спинкой, на ней спят две женщины. Лиц не вижу, одеяла натянуты до плеч, незнакомки лежат на животе, перед моими глазами лишь белокурые волосы, явно выкрашенные и уложенные в дорогой парикмахерской. Я спящих не знаю, но понимаю, что они молодые, красивые, богатые. Дальше не поверишь!

Ковалева криво улыбнулась и продолжила:

– Я открываю канистру и думаю: «Вот сейчас плесну бензин на одеяло и подожгу». Понимаешь? Сон такой реальный, как явь, и я в нем размышляю: «Нет, если брошу спичку, женщины скатятся на пол, собьют огонь, живы останутся. Надо действовать иначе». И я обливаю пол вокруг кровати по периметру, чтобы поднялась огненная стена – из-за нее не выбежать. Потом беру спички, но останавливаюсь. Спички? Они короткие, я сама могу обжечься. Вижу на столике длинную свечу. Хватаю ее, зажигаю фитиль, швыряю свечку на одеяло и выскакиваю в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Через секунду раздается хлопок, словно лопнула натянутая парусина, бух! И крик! Нет, вопль! Нечеловеческий! Леденящий кровь! А я иду по коридору абсолютно счастливая, на душе прямо эйфория. Я их убила! Сожгла! Уничтожила! Это нормально?

Я постаралась не измениться в лице.

– Это сон, работа подсознания.

Жека схватила меня за руку.

– Именно так! Ты правильно поняла. Значит, я подсознательно хочу убить каких-то женщин? Кого?

Я решила ее успокоить:

– Знаешь, какое количество милых дам мечтает избавиться от свекровей, подружек и начальниц? Есть у меня приятельница Майя, так она купила куклу, написала на ней фломастером «Анна Сергеевна» и била свекровь от души. Ничего катастрофичного в твоем сне я не нахожу. И потом, блондинок не стоит воспринимать как живых людей, вероятно, они олицетворение какой-то твоей проблемы.

Жека молча смотрела на меня, а я ощутила прилив вдохновения и подтвердила:

– Да, да, именно так. Сон очень хороший.

– Лучше некуда, – прошептала Ковалева.

– Нет, точно, – настаивала я, – во сне все всегда наоборот! Привидятся похороны – это к долгой жизни. Ты сожгла двух красоток? Не о них речь, на самом деле это предсказание, оно обещает благополучное разрешение некой сложной проблемы. Надо радоваться, а не расстраиваться!

Жека взяла из хлебницы булочку и принялась крошить ее на скатерть, потом тихо произнесла:

– Сегодня утром после встречи с цыганкой я поехала на работу и застряла в пробке. Сижу, пялюсь в окно, слушаю радио, там глупости несут. Ничего особенного, все как обычно. Севочка рано утром пришел из своего клуба и лег спать, Миша отправился в магазин, мы хотим в школу доски купить, стеклянные. Может, ты видела такие, на них не мелом, а фломастером пишут?