Я выхожу на кухню, достаю из жестянки из-под печенья запас таблеток на три недели и принимаюсь раскладывать их по лоткам для льда, но в них мало места. Приятно с усилием отвинчивать крышки, которые придуманы специально, чтобы лекарства случайно не достали маленькие дети, и с хрустом вскрывать новые упаковки. Большим пальцем я выдавливаю таблетки из фольги. Это такое же приятное занятие, как и хлопать пузырьки на пузырчатой упаковке.

У меня скопилась солидная коллекция медикаментов. Диазепам, лоразепам, кодипар, диклофенак, викодин, дигидрокодеин, оксиконтин, перкоцет… Обожаю странные названия лекарств. По-моему, необычные названия тоже играют определенную роль в моем пристрастии – такую же роль для филателиста играют марки, выпущенные в чужих, далеких странах.

Я собираю свою коллекцию уже четырнадцать лет, мне помогают многие уловки, в том числе и простой шантаж – оказывается, этот метод необычайно действенный. Записываюсь на прием к доктору, обычно пожилому, которому осталось несколько лет до пенсии. Постепенно упрашиваю его увеличить дозу. Как только он идет мне навстречу – все, он мой. Визиты учащаются, я прошу новые препараты, в бо́льших дозах. В какой-то момент доктор отказывает, тогда я угрожаю пожаловаться на него в медицинский совет, властям, напишу в газеты. Я журналист, говорю я, и всегда могу сослаться на проводимое независимое расследование. Врач уже влип по уши и сильно рискует.

Коллекция пополняется.

* * *

IX(ii). Я ненадолго отвлекаюсь от компьютера. Мне хочется впустить в себя внешний мир, вдохнуть его ароматы. Поэтому я подхожу к окну. И вдруг вижу чудо. Самолетик вернулся! Он снова выводит в небе петли. Теперь в небе написано: «САЛЮТ, НЬЮ-ЙОРК». Спустя несколько секунд буквы выцветают и постепенно исчезают.

Я хлопаю в ладоши, и мой внутренний мир из черно-белого превращается в разноцветный.

Вот я описываю чудесное зрелище, и вдруг мне открывается его таинственный смысл – в нем зашифровано важное послание. Итак, пора завязывать с таблетками. Я начну серьезно тренироваться. Отныне мое главное лекарство – внешний мир. А от таблеток надо отвыкать.

Обещаю. Не забуду. Начну с завтрашнего дня.

* * *

X. Они стояли по росту, самый длинный слева. На нем был шерстяной зеленовато-серый однобортный пиджак, а под пиджаком – накрахмаленная белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Рубашку он заправил в джинсы – белесые, выцветшие, такие уже лет десять, а то и больше, как вышли из моды. Стрижка у Длинного короткая и аккуратная, волосы на косой пробор. Он носил очки с большими линзами, похожие на «авиаторы». В целом Длинный напоминал молодого лондонского бухгалтера, одевшегося для выходных в Котсуолде. Двадцать пять лет, а выглядит на все пятьдесят.

Двое его спутников походили на него: рубашки тоже заправлены в джинсы, но без пиджаков и нет очков. У Среднего волосы черные и жесткие, из носа торчат волоски. Коротышка – почти бесцветный блондин. Со своими серьезными минами они напоминали аспирантов естественно-научного факультета – те тоже всегда невозмутимы, даже когда цитируют Дугласа Адамса[2] или «Монти Пайтон».[3]

Хотя обычно Чад робел, он вдруг направился прямо к кафедре и положил на нее ладони. Джек собирался что-то сказать, но Чад его опередил:

– У меня к вам предложение, совершенно оригинальная и необычная игра.

Представители «Общества Игры» не шелохнулись.

– Но если вы считаете, что оригинальные и необычные идеи – это не ваше, так и скажите, я сразу же уйду. – Чад поднял руки и собрался уходить.