– Вам бы в девятнадцатом веке жить с вашими понятиями, – вздыхала заведующая, и на том все и заканчивалось.

Жить в девятнадцатом веке Антону никогда не хотелось. Он ценил блага, которые давал прогресс, и не собирался от них отказываться.

Во время приема большинство участковых врачей время от времени выглядывают в коридор – оценивают размер очереди, вовремя изгоняют из нее «чужих» больных и приглашают пройти в кабинет блатных. Антон не был исключением из этого правила, правда, «блатных» пациентов у него не было (справедливость прежде всего) и пришедших с других участков он никогда не отфутболивал, точно так же как никогда не отказывался сбегать на вызов на чей-то участок. Участков в поликлинике шестнадцать, и тот, кто замыкается только на своем, в шестнадцать раз снижает свои шансы…

Увидев в очереди Бореньку, Антон приветливо улыбнулся ему и спросил:

– Перед вами много народу?

– Трое, – ответил Боренька, с надеждой и мольбой поедая Антона глазами. Все ясно – не хватило похмелиться.

– Это недолго, – обнадежил Антон и пригласил в кабинет следующего.

Заполнив направление на ВТЭК третьей по счету посетительнице, Антон попросил медсестру:

– Зиночка, принесите мне, пожалуйста, карты наших инвалидов и участников войны. Что-то захотелось привести их в порядок, не иначе как со дня на день проверка придет.

– Хорошо! – Зина обрадовалась возможности размяться и почесать язычок с другими сестрами в регистратуре.

Следом за Зиной ушла пациентка. Она еще ковыляла к двери, а на столе у Антона уже появился заветный пузырек, поставленный таким образом, чтобы слово «Спирт» было хорошо видно тем, кто сидит сбоку на «пациентском» стуле.

– Видите, Борис Сергеевич, и четверти часа вы не прождали, – сказал Антон появившемуся на пороге Бореньке.

– Мне эти четверть часа показались годом, – ответил Боренька. – Что-то так плохо мне сегодня…

– Ой, прошу прощения, – Антон, словно вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги, – я буквально на минуточку. Срочное дело. Вы тут посидите, я кабинет запирать не стану…

С озабоченным видом вышел из кабинета, прошелся быстрым шагом до кабинета уролога Игоря Самуиловича, ткнулся в запертую дверь (Игорь Самуилович болел вторую неделю) и вернулся к себе.

Пузырька на столе не было.

Боренька чинно сидел на стуле и разглядывал потертые колени своих штанов.

– Итак, что вас беспокоит, Борис Сергеевич? – Антон сел за стол и развернул манжетку тонометра.

– Голова болит, трясет, дыхание перехватывает. – Ничего нового в Боренькиных жалобах не было.

– Давайте посмотрим…

Антон измерил Бореньке давление, сосчитал пульс, выслушал сердце и легкие и вынес вердикт:

– Ничего страшного – видно, хорошо выпили вчера, а с вашей печенью этого никак нельзя.

– Выпишете мне что-нибудь? – спросил Боренька.

– Не могу выписать то, чего вы ждете, – твердо сказал Антон. – Мне не жалко, но не могу. За мою доброту меня постоянно ругает начальство. Так и уволить могут.

Можно, конечно, было и выписать ханыге какую-нибудь настоечку – пусть гульнет напоследок. Но где гарантия, что в этом случае пузырек будет выпит Боренькой? Вдруг он сперва «оприходует» настоечку, а спирт оставит «на потом», да еще угостит им кого-нибудь из корешей? А так – ему просто нечем будет заливать пылающие трубы.

Насчет пузырька Антон не беспокоился – был уверен, что Боренька его выбросит сразу же, как тот опустеет. Пузырек не бутылка, денег за него не дадут, какой смысл таскать его с собой?

– Что ж мне теперь – подыхать?

Классический вопрос, на который так и тянуло ответить: «Да, и поскорее, пожалуйста».