– Так за каким дьяволом ты притащил меня сюда? – растерянность сменилась злобой. – Усыпил бы по-тихому, и все дела! Все равно мне завещать почти нечего. Особенно тебе!

– Если бы шансов не было совсем, так бы и сделал, – сознался Алекс. – Но, как ни крути, ты пострадал по моей вине, да и друзей у персоны моего положения не много, так что я напряг свой мозг и нашел одну лазейку. О анабиозе знаешь? За рубежом некоторое количество больных толстосумов подобным образом уже законсервировали, а у нас программа только разворачивается. Сейчас как раз идет тестовый прогон. И я могу тебя в него впихнуть.

– Бак с жидким азотом? – Идея, мягко говоря, не показалась привлекательной. Впрочем, альтернатив, во всяком случае, приемлемых, кажется, не имелось. Нет, конечно, можно потянуть время и надеяться на чудо, но вряд ли какой-нибудь ангел небесный вдруг возьмет и сжалится над закоренелым атеистом. – Ты думаешь, это выход?

– То, о чем ты говоришь, это просто очень дорогая могила, – покачал головой Алекс. – А настоящие камеры, где организм замедляет свою жизнедеятельность почти полностью, работают совсем по-другому. Не спрашивай меня, как, я не биохимик, чтобы разбираться в процессе. Знаю лишь, что там вместо раствора, куда плюхается консервируемая тушка – сложный коктейль из нанороботов, почти не нуждающихся в подпитке из внешней среды. Да и сам контейнер для тела сделан из умного металла, поглощающего нужные ему вещества из окружающей среды и способного служить едва ли не вечно. Первоочередное назначение этих саркофагов, если верить документам, а не реальному положению дел – сохранение жизни экипажа космического корабля, ковыляющего к звездам и обратно лет эдак с тысячу.

– Успешные испытания были? – спросил я, пребывая в растерянности. Вечные материалы. Ну, почти вечные. Невероятно, до чего человечество дошло. Ха, думается, когда технология перейдет из разряда элитных и очень дорогих в разряд повседневных, многие производители различного ширпотреба обанкротятся. Зачем покупать новые шмотки, если старые еще не сносились и выглядят точно так же, как лежащие на полках магазина? И, может быть, на дорогах, наконец-то, появится асфальт, на тающий с приходом весны раньше утекающего в канализацию снега.

– Да, – кивнул мой друг. – Если провести всю процедуру правильно, то вернуть объект к исходному состоянию чрезмерного труда не составит. Правда, не могу назвать срок, на который тебя придется заморозить. Черт его знает, когда такое лечить научатся, может, лет через двадцать или тридцать? Но не в ближайшие десять, в этом тебе как человек, разбирающийся в новейших разработках, в том числе медицинских, могу дать гарантию. Так ты согласен на визит в криокамеру?

– А у меня есть выбор? – хмыкнул я. – Только вот родителям какую-нибудь убедительную легенду придумать надо, поскольку разработка секретная.

– Все уже сделано, – грустно улыбнулся Александр и, подойдя к щитку напротив моего лица, чем-то щелкнул. – И, кстати, этот комплекс интенсивной терапии уже сейчас тебя к заморозке готовит. Так что спи, Игорь… Увидимся в будущем.

«Не соврал, шпион недоделанный, – подумал я, проваливаясь в темноту после легкого жужжания, сопровождающегося уколом в висок. – Не знаю, как допрашивать, а усыплять эта машинерия умеет здорово».

Против ожидания, полное забвение не наступило. Какие-то тени окружали меня со всех сторон, спрашивали, переспрашивали, заставляли вспоминать всю прошедшую жизнь едва ли не по секундам. Они непрестанно уточняли некоторые детали, им по какой-то причине очень и очень любопытные. Я уже начал подозревать, что действительно умер и попал в загробный мир, но почему-то странные, нечеткие и расплывающиеся собеседники, увидеть которых не получалось, активно протестовали против высказывания мною подобных догадок и снова вели свои расспросы. Вот же заразы любопытные попались, даже сдохнуть спокойно не дадут! Но потом, в один прекрасный момент, они ушли, оставив после себя лишь пустоту и почему-то аромат коньяка. А когда и он пропал, пришла боль.