– Господа, – проговорил барон, – мне кажется, вы проиграли.

Он запустил руку в карман штанов и извлек батистовый платок. Кинул своему противнику. Тот тут же замотал рану.

– Спасибо, – проговорил австрияк.

– А теперь, господа, проследуйте с нашим приятелем, – добавил фон Хаффман. – Если, конечно, вам дорога жизнь.

Один из офицеров взглянул на Шнейдера. Обратил внимание на второй пистолет гусара и улыбнулся.

– Хорошо, господа, мы проследуем с вашим другом.

Офицеры ускакали со Шнейдером в сторону ставки Фридриха П. Барон надеялся, что Ганс сообщит королю, что и они с фон Штрехендорфом приложили к пленению австрийских полководцев руку.

А между тем атака продолжалась. Гусары бились неистово. Понять сейчас, на чьей стороне была удача, было трудно. Барон отметил, что полковой трубач своим упорством не уступал остальным воинам. Фон Штрехендорф куда-то рванул, все, что успел сделать фон Хаффман, так проводить его взглядом. И уже через минуту был сам атакован неприятелем. Пришлось вновь обнажить саблю и принять бой. На этот раз боец попался не такой опытный, чем предыдущие два. Несколько ударов, и с ним было покончено. Тот рухнул, как мешок с лошади. Разглядывать, кто это такой, не было никакого резона. Мимолетная стычка, в которой один из них должен был погибнуть. В этот раз повезло фон Хаффману в следующий раз – одному Богу известно.

Барон окинул поля боя и заметил, как на фон Штрехендорфа мчится драгун. Белый мундир, черная треуголка, рыжие усы, в руках шпага, за спиной карабин. Казалось, он готов разрубить Иоганна на кусочки. Первая реакция фон Хаффмана была броситься наперерез. Удержался, понимая, что неуспеет. Запихнул саблю в ножны, причем сделал это так быстро, что и сам удивился. Выхватил из-за пояса пистолет. Прицелился, как тогда на дуэли, и выстрелил. Попал в коня. Австрияк вылетел из седла и приземлился к ногам фон Штрехендорфа. Тут же вскочил и кинулся на Иоганна. В ответ друг баронаударил того саблей со всего размаха. Драгун схватился за лицо. Громко заорал и повалился на землю.

Подскакал фон Хаффман. Взглянул на приятеля и только успел спросить:

– Ты как? Живой?

И в этот момент артиллерийский снаряд разорвался в метре от приятелей. Взрывной волной обоих выкинуло из седла.

И снова первая мысль, промелькнувшая в голове Сухомлинова, – неужели умер? Вроде нет. Пошевелился. Боль пронзила все тело. Значит – еще жив. Вот только, может, как и в предыдущий раз, судьба перебросила его во времени. Игнат Севастьянович попытался вспомнить то, что произошло после взрыва. Совсем немного. Он летел. Падал. На мгновение потерял сознание, потом очнулся. Увидел бегущего, всего в крови, фон Штрехендорфа. Тот опустился перед ним на колени. Пощупал пульс. Вымолвил:

– Жив.

И тут же подозвал одного из гусар. Когда тот подъехал, распорядился отвезти фон Хаффмана в деревню, а сам, выхватив саблю, рванул опять в гущу событий. А дальше помутнение.

А может, он там, в восемнадцатом веке, умер? Ну, не довезли до деревни, не отдали маркитанткам. Душа переместилась во времени.

Сухомлинов, не открывая глаз, прислушался. Говорили на немецком.

Может, обратно в двадцатый век?

Игнат Севастьянович был не уверен. Немецкий язык не показатель. На нем могли говорить и тевтонские рыцари, и фашисты. А может, перемещения не было? Может, он сейчас в деревне и вокруг него австрийцы? Тоже, конечно, не подарок. Хотя, с другой стороны, и топор не грозит. Придет в себя и уйдет туда, где Фридрих его не достанет. Разве он виноват, что барон ввязался в дуэль с господином Мюллером? Ведь попытался сделать все, чтобы избежать. Не получилось. Теперь вот расхлебывай.