– Оправляемся, кому нужно, и погнали! – заключил Тарасов, когда все расправились с напитком. Сам он такого желания явно не испытывал, потому что незамедлительно полез за руль, раздраженно швырнув пустую банку на землю.

– Паша, не маячь, не высовывайся, держись крепко, – проинструктировал меня напарник, дождавшись, когда я пристегнусь и размещу поудобнее автомат. – Поедем быстро, так что терпи.

– Да понял уже, – вздохнул я, про себя обложив и в бога, и в душу, и в мать все эти приключения. – Надо будет из Пьера премиальные выбить. Я лично на такое не подписывался.

– Про меня не забудь, – ухмыльнулся Тарасов. – Но это, можно сказать, еще цветочки. В Мутагенку бы тебя вывезти…

– Спасибо, обойдусь.

– Однозначно. Нет уже ее, Мутагенки-то. А такое место было! Ух! Михалыч, помнится, неделю не вылезал, когда чистили…

С тихой грустью ухмыльнувшись воспоминаниям, майор запустил движок и резво тронул «бобик» с места, аккуратно объехав мертвецов. Похоронить их или хоть как-то прикрыть от падальщиков никто и не подумал. Даже мне такой бред в голову не пришел, хоть я и, как выразился тот же Тарасов, «гуманитарий хренов». Тут бы самим убраться подобру-поздорову.

Система Риггос-2, планета Ахерон,

12 августа 2541 года, вечер

К нашему счастью, более никаких неожиданностей не приключилось практически до самых сумерек. Но изнуряющий безостановочный марш по бездорожью на прыгучих примитивных «бобиках» сам по себе оказался тем еще испытанием, выдержать которое мне удалось лишь, что называется, на морально-волевых. Плюс «энергетики» спасали. Двужильному же Тарасову, казалось, все нипочем – и тряска, и со страшной силой убаюкивающее унылое однообразие пейзажа, и даже комбинация этих двух факторов, рождающая в желудке забавнейшее ощущение работающего миксера. Да и вестибулярный аппарат на такое издевательство реагировал не совсем адекватно. Кстати говоря, если бы не налокотники, то к концу этой безумной гонки предплечья я бы отбил конкретно. А так отделался лишь парой синяков и ссадиной. Правда, мышцы от постоянных усилий не то чтобы свело, но руки налились свинцом и мелко дрожали, тонко намекая на невозможность прицельной стрельбы. Впрочем, обошлось без инцидентов, но к моменту, когда наш джип достиг подозрительной серой полосы посреди зеленого моря, боеготовность моя упала чуть ниже плинтуса.

– Тарасов, это что?! – преувеличенно громко поинтересовался я, от резкого торможения едва не вписавшись носом в приборную панель.

Напарник помедлил, привстав за рулем и чуть высунувшись из салона – надо полагать, для лучшей обзорности, – а потом ответил в привычной уже поучающей манере:

– А это, Паша, аномалия. Не сказать, что здесь их как грязи, но встречаются. Помнишь, я про Мутагенку упоминал? Так вот, это самая крупная на пару тысяч кэмэ в любую сторону. Хищных мутантов там повыбили еще несколько лет назад, но растительность осталась, и ботаникам там сейчас рай земной. Наш же экземпляр пожиже и поплоше, зато полнофункциональный – есть и зверье, и изуродованная трава.

Я заинтересованно хмыкнул, мол, продолжайте, коллега, но майор замолчал, о чем-то задумавшись.

– Тарасов?..

– А?.. Да, аномалия… Короче, образовались эти хреновины при высадке легорийцев, то бишь полтораста лет назад. Кстати, учти – вот прямо сейчас я разглашаю секретные сведения. Так что, ежели сболтнешь кому, шею сверну. Ибо так велит воинский долг. Усек?

– Усек. Колись уже.

– Давай-ка остальных дождемся, чтобы не повторяться.

Тут уж я не нашел что возразить, потому лишь нетерпеливо ерзал на сиденье, пока Пьер с Гюнтером выбирались из припаркованного поблизости «бобика».