Скакать – это так, фигура речи. Опытным путем (по частоте падений Аркадия с лошади и связанных с этим остановок) установили, что передвигаться им рациональнее быстрым шагом. На рыси скорчившийся в непривычном (определенно не английском) седле Аркадий в лучшем случае смог продержаться около пяти минут. Вы будете смеяться, но он поначалу даже порадовался, что никто его в этой идиотской позе, «Паганель на ишаке», не видит. Потом ему такие мелочи стали безразличны. Оставалось утешаться тем, что при такой скорости они поднимают меньше пыли и, следовательно, с большей вероятностью могут избегнуть внимания татар.

К тому же попаданец, ошарашенный и дезориентированный последними событиями, проигнорировал разорвавшуюся штанину. Совершенно напрасно он это сделал. Даже представители великих цивилизаций древности, столкнувшись с необходимостью ездить на лошадях, стали поддевать под свои хитоны и тоги варварские штаны. Потому как без них скачка верхом быстро превращается в пытку, сопряженную с существенным нанесением вреда здоровью незадачливого всадника. И ведь нельзя, в данном случае, вспоминать пословицу: «Знать бы, где упадешь – соломку б подстелил». Читал он об этом, но… не вспомнил из-за свалившихся на его бедную голову неприятностей.

Следующие несколько часов – Бог знает, сколько, на часы он не смотрел – Аркадию запомнились как один из самых страшных кошмаров в его жизни. После второго падения отдал часы, выключенные мобильники и джипиэску Ивану, для лучшей сохранности. Причем проклятая кобыла и не думала возле него оставаться при его падениях, как перед этим возле мертвого хозяина. Пару раз нога Аркадия застревала в стремени, и кобыла убедительно ему демонстрировала, что татары-то его берегли, когда таскали по степи. Но, кажется, Бог озаботился в этот день защитой жизни дурака всерьез. По крайней мере, одного конкретного. Ивану каждый раз приходилось тратить время на поимку проклятой твари. Впрочем, от его жеребца у нее было шансов убежать не намного больше, чем у Аркадия на своих двоих от нее. Удивительно, что он во время этих падений, Бог знает, скольких, ничего не сломал себе. К концу путешествия (непонятно куда) он уже с ностальгией вспоминал татарских ублюдков.

«Ну, подумаешь, убили бы. Зато быстро. И не было бы этого бесконечного мучения. Господи, Боже мой, когда же это кончится?!»

Кошмар закончился вечером, при свете заходящего за горизонт солнца. У Аркадия не было даже сил обрадоваться долгожданному сообщению.

– Приехали.

С лошади (опять пыталась укусить!) сполз на автомате. Ссыпался на землю и застыл в странной, если не сказать сильнее, позе. Ненадолго. Стертое с внутренней стороны чуть ли не до костей правое бедро[10] и начисто отбитая задница уже не ныли, а жгли, будто их кто-то припекал самым натуральным огнем. Бедра снаружи, локти, плечи, спина, затылок… также имели ушибы и ссадины, но куда менее болезненные. Весь многострадальный организм требовал заботы, лечения и покоя. Разве что ласки, особенно активной, не хотелось. С кобылой… наобщался.

«И вряд ли скоро захочется, хватит с меня езды на лошади».

Аркадий несколько раз очень осторожно сменил позу, но легче от этого не стало. Растертые и ушибленные места продолжали гореть огнем и жечь похлеще, чем от крапивы. Выть от этого не хотелось только потому, что на вытье не было сил. Да и не уважал он мужиков, склонных к жалобам. Шипел потихоньку, пытаясь найти положение, в котором бы боль была поменьше. Однако если тело – сплошной синяк и ссадина, это задача – практически неразрешимая.