Выйдя с одной лишь тростью на крытый перрон, вояжёр посмотрел на станционный градусник. Ртуть поднялась до двадцать третьего деления Реомюра[7]. Ветер принёс с собой удушливый, зловонный газ, исходящий от речки Темерник, превратившейся в грязное болото.

Клим огляделся. Отец предупредил, что его должны встретить. Но кто? Неожиданно он заметил невысокого толстого молодого армянина, лет двадцати двух, с курчавыми волосами, выбивающимися из-под белой шляпы, стоящего под газовым фонарём. Он был одет в светлый костюм, коричневую жилетку, чёрный галстук и белые кожаные туфли. Под густыми, почти сросшимися на переносице бровями прятались умные глаза. Нос у него был длинный, точно орлиный, а усы короткие, нафиксатуаренные, с загнутыми вверх кончиками. Толстые губы свидетельствовали то ли о его доброте, то ли о наивности. В руках он держал кусок тёмного картона, на котором мелом было выведено: «Г-нъ Ардашовъ». На правом мизинце сверкал золотой перстень с чёрным агатом. Парень с таким внимание рассматривал девушек, выходящих из вагонов, что казалось, он ожидал встретить барышню.

– Добрый вечер! А у вас ошибка в написании моей фамилии. Правильно писать «Ардашевъ» через «е», – улыбаясь, выговорил студент.

– Простите, – смущённо молвил встречающий, вытирая с лица пот несвежим платком. – Я был в кантора, протелефонировал Виктор Тимофеевич, сказал вас надо на вокзал встречать. Нерецек, че лсеци… извините, я плохо услышал… Русский язык я не очень хорошо…Ошибка да… есть всегда.

– Меня зовут Клим. А вас?

– Бабук из Нахичевани. Сын купца второй гильдии Тиграна Гайрабетова. Гимназию окончил три года как. Отец в контору определил к свой друг – господин Верещагин. Говорит надо русский учить раз в Россия живёшь. Служу у Виктор Тимофеевича на «Аксае», приказчик. Потом скоро сам разбогатею, локомобили продавать буду… молотилки тоже и хороший навар получать… Ачели ер цанотанал… Э-э… Приятно познакомиться с тобой… кнерес… прости… с вами…А где твой… ваш чемодан?

– Саквояж был, но его украли в поезде.

– Вах-вах! Плохо дело. К жандарму надо. Пойдём, я знаю его.

Бабук, похожий на пивной бочонок, так быстро передвигал коротенькими ножками, что Клим едва за ним поспевал. Уже внутри здания вокзала он остановился перед высокой массивной дверью с табличкой: «Ростовское отделение Жандармского полицейского управления железных дорог».

– Один-два минута жди… ждите здесь, – вымолвил он и юркнул за дверь.

Действительно, толстяк вскоре вновь появился и завёл Ардашева в комнату. За столом сидел усатый жандармский ротмистр, важный, как закипающий самовар.

– Позвольте ваш паспорт, – попросил он.

Клим передал документ и подготовленное прошение.

– Вы, я вижу, сударь, в юриспруденции неплохо смыслите, – читая бумагу, проговорил офицер и, кивнув на стул, предложил: – Садитесь.

– Благодарю.

– Значит, дамочка была лет тридцати?

– Около того.

– Симпатичная?

– Очень, – смущённо вымолвил Клим.

– И братец её важный такой, с сыночком лет десяти, так?

– Абсолютно верно.

– Знаем эту компашку. Мойщики[8]. Но я вижу, ничего ценного у вас не пропало? Так, кое-что для бриться, одеколон… Да-с, огорчили вы их, в растрату ввели. Первым классом они ехали, потратились, а толку мало. А вам повезло. Травить вас не стали, а просто усыпили. Пожалели, видать… Но ведь неспроста они к вам привязались, да?

– Не знаю, – пожал плечами Ардашев. – Может, спутали с кем.

– Что-то здесь не так, – барабая пальцами по столу, задумчиво выговорил жандарм. – Эти жулики редко ошибаются.

– Ко мне, как я понимаю, больше нет вопросов? Я свободен?