(с) Ремарк

Дима висел на веревке в подвале нашего же дома. Связанный, с кляпом во рту, с загнанным взглядом. Я зажмурилась, чувствуя позывы к рвоте.

Меня окутывал, разъедал мне мозги запах мочи и сырости. Я словно ощущала вибрацию того ужаса, который испытывал Дима. Я хотела вырваться и бежать прочь, сломя голову, куда глаза глядят, но ледяные пальцы мужа сжимали мою руку все сильнее. Он повел меня дальше. Толкнул дверь ногой, и я вздрогнула, у меня сердце дернулось так сильно, что казалось, я сейчас упаду в обморок. Я не верила своим глазам. За одной из дверей сидела женщина с ребенком, она прижимала мальчика к себе и рыдала навзрыд. Это была не жена Димы. Я не знала кто это, но мой муж не собирался держать меня в неведении.

– Любовница Димочки. И его бастардик. У Димочки тоже есть самое дорогое. И он не хотел бы с этим расстаться.

– Максим… не надо, ты что? Это же… это же ребенок и женщина.

– Ну он же тронул мою женщину, а я всегда люблю возвращать долги. А ты б тоже родила ему бастардика, а, Дарина?

Я ничего не ответила. Убеждать его сейчас в чем-то было совершенно напрасно. От него несло спиртным, и я видела осоловевшие и в то же время безумные глаза. Посмотрела на Диму, привязанного к крюку на потолке, он уронил голову на грудь, и из его рта текла кровь, она залила подбородок, грудь. На полу виднелись бордовые пятна. Я пошатнулась и сдавленно всхлипнула. На теле несчастного багровые кровоподтеки, нет живого места. Из-за меня. Я должна была знать и предвидеть, что так будет. Когда я подняла глаза на Максима, он улыбался. Триумфально, его ноздри хищно трепетали. Он наслаждался тем, что я увидела, моим ужасом, граничащим с шоком. Боже… я не верила, что это происходит на самом деле. Так не могло быть.

«А ведь ты прекрасно знала, что он такое. Тебе говорили, и ты вначале поверила, а потом… потом он тебя трахнул, и ты забыла обо всем, кроме того, как сладко стонать под ним и извиваться обезумевшим от похоти животным».

– Максим, отпусти женщину и ребёнка. Я прошу тебя! – от ужаса мой голос срывался на шепот.

Но он меня не слушал, набрал чей-то номер, и я услышала, как он отдает приказ:

– Бабу и пацана вывезите в лес, вы знаете, что делать. А этого урода резать по кусочку, пока не заговорит, кто за всем этим стоит. Данила слишком слаб, и он бы зассал пойти против нас, если бы не имел очень сильной спины и чьих-то ушей с загребущими лапами.

Максим пошел к выходу, словно забыв обо мне, а я закрыла рот обеими руками, глядя, как женщину и ребенка схватили люди Максима и куда-то потащили.

А к Диме зашли несколько фигур в черных одеяниях, с немецкими овчарками на цепях. Псы скалились и рычали. Плотоядно высовывали языки, слизывая с пола кровь, принюхивались к добыче.

– Подожди! – я бросилась следом за мужем, но меня парализовал его взгляд, настолько ледяной, что я почувствовала, как тонкие иголки покалывают мое тело. Он знал, что я это сделаю. Знал, что побегу и буду умолять. Значит, есть надежда, маленькая, ничтожная. Значит, он хотел, чтобы я умоляла. Этот спектакль для меня, и, черт возьми, я сделаю все, чтобы он не закончился смертями этих людей.

– Пожалуйста, Максим. Не надо. Я умоляю. Останови их. Это же люди. Пусть он оступился, пусть он перешел тебе дорогу, но зачем так жестоко?

Он обернулся, и его улыбка была похожа на оскал волка, который готов рвать добычу на куски

– Жалкая попытка добиться от меня еще чего-то, испытать на мне свои силы, как ты делала все это время. Поиграться с бесхребетным идиотом. Я достаточно выполнял твои просьбы и капризы. Теперь моя очередь получать удовольствие. Он лишится пальцев. За то, что посмел к тебе прикасаться, и за то, что посмел заключить со мной позорнейшую сделку. Думал, что играет с честным игроком и получит свой куш, выиграв пари. А ставка была на жизнь, и я выигрывал в любом случае!