Глядя на их веселье, я, ничего не понимая, осторожно спросил у Прохоровича:
– Что?
Тот кашлянул, словно поперхнулся и отвел глаза.
– Да что не так-то? – я недоверчиво смотрел на пехотинцев.
– Какой ты Иван, если ты – Виктор, – пробормотал капрал и постучал себя по нашивке на груди. Я скосил глаза на свою нашивку и растерянно хмыкнул. Там было написано: Виктор Рябин, третий лейтенант ВМФ.
Странно. Но я-то себя Иваном ощущал. Всегда думал, что меня так зовут. И опять же красивая девушка из винтажного сна, где много кружева и тяжелых бардовых штор на высоких узких окнах, меня так звала. И потом я ее голос слышал, не такой уже ласковый – больше тревожный. И снова она меня Иваном называла. Будила меня, спасая от опасности. Шептала в уши. Не простая ментальная связь у нас, сразу видно, что родные души и космос не помеха. Такая женщина не обманет и просто так не придет. Значит, была у меня с ней связь.
А оказывается, я – Виктор. Ничего не понимаю. Какая-то нестыковка в моей голове. Может, у меня два имени? Предположим одно тайное, скрытое и доступное только для близких и родных, а другое для пехов и серой повседневности. Не может же во мне быть две личности. Я бы тогда являлся нескончаемым кладом для корабельного психолога. И в плаванье меня бы взяли не водолазом, а крысой для опытов.
Я напряженно замер, думая над новой информацией.
– А Витюля-то наш не прост! Наверное, под прикрытием работает! Вот и раскрыл себя! – хохотал Илья, вытирая слезы. Ситуация забавляла рядового. Я на такого даже злиться не мог.
– Мнимый морячок! – поддакнул ему развеселившийся Сережка, опасно помахивая топором. Наточенное лезвие лихо разрубило свисающий лист папоротника. Плаксой он мне больше нравился.
– Два наряда вне очереди! – рявкнул капрал. Смех у Ильи оборвался на высокой ноте. – Каждому!
Сережка расстроился и шмыгнул носом. Смахнул с уха большую каплю дождя, которая щекотала кожу, размазывая сажу по щеке из-за резкого движения. Закусил печаль горелым мясом. С неохотой начал жевать жесткое волокно, отстраненно, глядя перед собой. Тревожно вздохнул, вздрагивая всем телом. Его снова обидели и слезы готовы были сорваться с остекленевших глаз. Но драматическую ситуацию оборвал дембель, привычно ударяя салагу локтем в бок:
– Слышишь! – Молодой боец задохнулся от боли и кусок мяса застрял у него в горле. Не обращая внимания на такие мелочи, дембель продолжил:
– Это у меня уже четыре наряда? – Илья задумался. – Быстро я ими обрастаю.
– На дембель не уйдешь, пока все не отработаешь. – Капрал, похлопал Сережку по спине, не давая парню задохнуться, и покосился на меня. Оценил мой хмурый вид и кивнул, извиняясь за всех – нервы, непрекращающийся дождь, джунгли без края. Одно небо чего стоит – свихнуться можно. Люди устали, много пережили за короткое время. Понятно без слов. Прими и прости.
Я принял, но не простил.
А еще я все сидел, застыв в одной позе, боялся дышать и пошевелиться и думал: «Какой Виктор, если я – Иван?»
4
К ночи дошли до кабины.
Выглядела рубка ужасно: побитая, исковерканная, обшарпанная. Словно пролежала здесь с прошлого года. А всего-то меньше суток прошло. Я даже вовнутрь не захотел заходить, глядя на выбитые иллюминаторы и мрачный проем люка. Однако капрал думал по-другому. Он с Ильюхой скрутили из подручных материалов два факела и призывно замахали огнем, приглашая за собой. Старик дождался меня, пинком отсылая в кусты шиши, которая взялась невесть откуда и попыталась укусить меня за ногу.
– Специально, что ли, пряталась, – беззлобно проворчал Прохорович, провожая звериный полет пристальным взглядом. – Рядовых не тронула. А на тебя кинулась. Не любят тебя звери, лейтенант, не любят.