– И чем же завершилось это погружение во флотскую жизнь?

– Тем, что по возвращении на базу я неожиданно был отмечен благодарностью командира субмарины и суточным увольнением на берег. Признаюсь, что отмечали меня не за храбрость, а всего лишь за своевременную помощь мотористу, поскольку в дизелях я немного разбирался, как-никак до призыва учился на курсах механиков. А еще это первое погружение завершилось тем, что меня заела гордыня: «Я что, трусливее других? Он, видите ли, глубины и замкнутого пространства испугался!». Однако с той поры стараюсь щадить нервы и самолюбие людей; а главное, пытаюсь знать их мнение и возможности. Но это так, к слову… А что готовы сказать мне лично вы?

– Предпочитаю служить на флоте. Даже не в береговой артиллерии, а непосредственно на кораблях.

– И он – туда же! – иронично покачал головой береговой полковник. – С утра до ночи только и слышу: «На флот, на корабли…». К вашему сведению, капитан, береговая артиллерия – тот же флот. Потому что корабли строят вовсе не для того, чтобы ублажать наши морские страсти, а чтобы защищать морские берега страны. Кстати, курсы наши как раз и обучают командиров тому, как эту оборону следует надежно, грамотно выстраивать. Хоть это-то вам, новоиспеченный «капитан», понятно?

– Так точно. Если последует приказ, добросовестно буду служить хоть в береговой артиллерии, хоть на курсах. Однако же речь, напомню, шла о тяготении души.

Но даже этим своим заверением «новоиспеченный капитан» береговому полковнику Горлову не угодил.

– «Приказ, приказ…», – проворчал тот. – Все ждут приказов, как манны небесной, не задумываясь над тем, что сами собой эти приказы не появляются. Сначала появляется надобность в них, затем – человек, который порождает сам документ. Причем никогда не угадаешь, с каким именно умыслом… порождает. Ну а служить… Служить везде нужно только добросовестно – это сомнению не подлежит.

От потока воспоминаний бригадефюрера отвлекло появление на речном полуострове, в бухточке которого под кронами древних ив притаилась «Дакия», двух румынских офицеров.

– Позвольте представиться: – на хорошем немецком произнес один из них, – капитан Штефан Олтяну, командир отдельной батареи тяжелой артиллерии. Со мной – лейтенант Чокару, – кивнул он, не оглядываясь при этом назад, – командир первого огневого взвода.

– Помню вас, капитан, помню. Месяц назад мне рекомендовали вас как самого железного из «Железной гвардии» Хориа Симы. И на этом основании требовали арестовать как активного участника январского гвардейского мятежа[8].

– Так оно и было, господин генерал СС, – подступил капитан почти к самому борту судна.

Мешковато коренастый, с лишенным какого-либо благородства крестьянским лицом и слегка вьющимися рыжеватыми волосами, Олтяну, конечно же, мало напоминал того воинственного римского легионера, образ которого сумел создать в своем воображении. Но все же в твердом взгляде и в грубо скроенной фигуре этого человека проявлялось нечто такое, что заставляло проникаться к нему каким-то особым внутренним доверием.

– Следует полагать, что теперь убеждения ваши изменились?

– Наоборот, окрепли. Причем уверен, что вы предвидели это, но тем не менее предложили сотрудничать с вашей службой. Почему, с какой стати, вы остановились именно на мне, этого я не знаю, но… Согласия своего я так и не дал, но все равно вниманием вашим приятно польщен.

– Сейчас мы предлагаем свое сотрудничество многим румынам, – попытался генерал сбить с него спесь, – помня при этом, что мы – союзники и перед нами общий враг.