– Все в порядке, зайчик. – Надежда Георгиевна изобразила улыбку, которой улыбалась только внукам. – Иди к дяде Коле. Нам с мамой надо поговорить.

Но Катька не собиралась уходить, вместо этого устроилась на табуретке. Надежда Георгиевна крикнула Николая, которому все-таки минут через десять удалось уломать Катьку пойти досмотреть мультфильм. Я во время этого процесса обдумывала последние слова Надежды Георгиевны.

– А почему бы и нет? – невозмутимо сказала свекровь, когда Катька с Николаем нас наконец покинули. – Захочешь – научишься. Ты же не дура. Я помогу, пока жива. И ведь Лешку надо на кого-то оставлять, когда помру. Более надежных рук, чем твои, я не знаю. А там и детки подрастут. Отправим их учиться в Англию, ну или еще куда-нибудь. Потом тоже введем в руководство компании. А за ними опять же глаз да глаз нужен. Кто, кроме тебя, сможет им посоветовать, что делать? Кто примет их интересы близко к сердцу? Как свои собственные?

– А если Алексей женится еще раз? – спросила я.

– Не женится, – твердо сказала Надежда Георгиевна. – Я не позволю. Да и сам он прекрасно понимает, что жениться ни к чему. Ну если только снова на тебе. Я ему об этом, кстати, уже больше года твержу.

– О чем? – почти шепотом произнесла я, не веря в услышанное.

– О том, чтобы снова с тобой расписался, – невозмутимо повторила Надежда Георгиевна. – Лучшей жены он все равно не найдет. Тем более ты – мать его детей.

– Но ведь другая женщина тоже сможет родить ему детей, – заметила я, откровенно признаться, так пока и не разобравшись в Надеждиных целях.

Моя свекровь никогда ничего не делала просто так. Если она решила снова поженить своего сына и меня – значит, это для чего-нибудь нужно. Да, в последние годы у нас с ней установились ровные отношения. Не было ни любви, ни ненависти. Мы принимали друг друга такими, как есть, она многое сделала для меня в жизни, а я никогда не ограничивала ее в общении с внуками, которые были ее второй и третьей любовью после единственного сына. Я никогда не делала ей гадостей, не настраивала ее сына против нее, ничего не требовала ни для себя, ни для детей, с благодарностью принимая то, что она давала. В конце концов, можно сказать, что я приютила ее бывшего мужа, за ним присматривала, стирала ему носки, не давала ему спиться на пару с моим отцом и давала Петровичу почувствовать, что он кому-то на старости лет нужен. В общем и целом я приняла условия ее игры.

– Лешка больше не может иметь детей, – заявила Надежда Георгиевна, глядя мне прямо в глаза. – У него были сифилис, гонорея – дважды, трихомонады не помню сколько раз и еще куча всякой дряни. Естественно, все это и сказалось.

Надежда Георгиевна поведала мне, что ее лично смутило слишком большое количество дамочек, объявлявших Лешке, что собираются сделать его отцом. Я заметила, что это не должно казаться странным: почему бы не родить от нефтяного короля? Тем более холостого. Ведь о существовании меня и детей дамочки, наверное, даже не догадывались.

– Ну, в общем, да, конечно… Но, Ольга, понимаешь, когда каждая девка говорит, что беременна…

Две родили и требовали денег. Именно тогда Лешка и обратился впервые в то самое медицинское учреждение, где мы побывали сегодня. Теперь его там знает чуть ли не каждая собака. Анализы показали, что это не его дети.

Тогда он каждой следующей пассии, как только она заявляла, что от него беременна, стал предлагать родить, заявляя: если это его ребенок, он на ней женится и будет осыпать всеми благами (хотя на самом деле не собирался), а если нет – свободна.