– Народу у нас немного, – сказал Степанов, заметив, должно быть, изучающие взгляды Олега. – В других секторах куда больше, в археологическом чуть ли не сотня, и не меньше у идеологов, у Вернадского.

– Но зато пользы от нас куда больше, – буркнул розовощекий молодой человек с шапкой черных волос. – Чем они там занимаются, воду в ступе толкут, и это когда наша евразийская родина в опасности!

– В какой же она опасности? – сказал рыжий, крепкий парень, деловито резавший колбасу. – Наваляем мы им всем, как и в прошлый раз наваляли, и в позапрошлый, как всегда, вот увидите! Неужели есть в мире армия, что способна сравниться с нашей, а? Ни за что не поверю!

Олегу стало неловко – то, что для него было пропагандистским клише, инструментом, для этих вот молодых интеллектуалов являлось истиной, жизненным фактом… надо же, «евразийская родина», он и не думал никогда, что кто-то может употребить подобное словосочетание в обычном разговоре, безо всякой рисовки.

– Болтаете много, ребята, да-с, – Степанов нахмурился с показательной строгостью. – Придет в институт разнарядка на призыв, так я в эту самую несравненную армию вас и отправлю.

– Не придет, у нас же бронь, – возразил кто-то, но прозвучало это не очень уверенно.

– Может и прийти, – заметил молчавший до сих пор сосед Олега по столу, низкорослый, но очень широкоплечий. – Вон, у меня брата двоюродного призвали, а у него тоже вроде бы бронь была, только партийная, но ведь она не хуже нашей. А кто знает, сколько эта война продлится, вон, Штаты к Антиевразийскому пакту присоединились, что, если и они среди наших врагов окажутся?

– Ну, ты загнул, Борис, – рыжий скривился. – Тебя-то вот за такие речи как раз…

«В фильтрационный лагерь» – закончил про себя фразу Олег.

В заведения подобного рода, подчинявшиеся ведомству Хана, обычно попадали болтуны, не умеющие держать язык за зубами.

– Если кого из нас и призывать, то это Николая Филипповича, – поспешно гася конфликт, вмешался пухлый юноша с похожей на мочалку бородкой, вряд ли украшавшей округлый подбородок. – Он у нас самый воинственный, и пистолет в столе держит, и вообще с опытом…

– Все-то вы знаете, – с улыбкой проворчал Степанов, и, повернувшись к Олегу, пояснил. – Как-никак Пажеский корпус, Николаевское кавалерийское училище за спиной, и два года на фронте, еще на первой германской.

Честно говоря, на бывшего военного заведующий сектором походил мало.

– Хм, понятно, – сказал Олег, и попытался улыбнуться в ответ, но вышло у него не очень удачно.

– А ты, Борис, язык придержи, – широкоплечему достался сердитый взгляд начальника. – Незаменимых у нас нет, сам понимаешь, ты хоть и герой освоения Севера, и писатель, место твое пустовать не будет.

«Юркевич» – вспомнил Олег фамилию мрачно потупившегося соседа.

Из памяти всплыли строчки когда-то читанной заметки… молодой и талантливый автор, уроженец города Златоуста Уфимской губернии… пишет под псевдонимом «Борис Норд»… его книги «Льды и люди», «Семнадцать миллионов собачьих шагов» пользуются заслуженным успехом у читателей… подающий надежды историк, последователь научной школы…

Странно, что они никогда раньше не сталкивались, хотя бы в ведомстве Эренбурга, в имперской палате культуры. Олегу приходилось там бывать, а уж «молодой и талантливый автор» просто обязан был посещать расположенное у озера Нижний Кабан учреждение!

Разговор за столом свернул на продовольственные карточки, введенные два дня назад «в интересах победы», как было написано в соответствующем указе. Коснулись они не всех продуктов, в основном алкоголя и всяких дорогостоящих вещей вроде икры, шоколада, южных фруктов.