Слева от него гвардеец блокировал дверь, откуда доносились голоса. Голос старого Маркуса Ормистона.

– Но я заплачу за это. Я заплачу всем, что у меня есть.

Его тон был умоляющим.

– Нет, – холодная окончательность в голосе Хоакина Смита. – Давным-давно я поклялся Мартину Сейру никогда не давать бессмертие тому, кто не доказал себя достойным его.

Нотка сарказма зазвучала в его голосе.

– Докажи, что ты достоин его, старик, за те немногие годы, что тебе остались.

Хелл пренебрежительно хмыкнул. Было что-то мерзкое в настойчивых мольбах старика перед своим завоевателем.

– Принцесса Маргарет? – спросил Хелл и последовал согласно жесту охранника.

Наверху был ярко освещенный коридор, где стоял еще один охранник. Хелл повторил свой вопрос, но вместо ответа он услышал сочный голос самой Маргарет.

– Позволь ему войти, Корлин.

Экран перед дверью блокировал внешний вид комнаты. Хелл миновал его, сражаясь против памяти о сжигающей душу красоте, которую он помнил. Но его оборона пошатнулась. Его ожидал шок.

Экран, действительно, закрывал Принцессу от взгляда охранника в коридоре, но не от глаз Хелла. Он неподвижно застыл, при виде ее лежащей совершенно спокойно в большой ванне, в то время как толстая женщина старательно растирала ее тело. Хелл не мог отвести взгляда от точеных форм, но наконец отвернулся и уставился в восточное окно, зная, что он багровый от смущения даже на спине.

– Садись, – спокойно сказала Принцесса. – Я скоро закончу.

Он не поднимал глаз, пока плескалась вода и шуршало полотенце. Затем он услышал ее шаги рядом и посмотрел, все еще опасаясь того, что может увидеть, но она была одета в халат из черного, блестящего с золотом, материала, который делал ее выше. Тонкая ткань совершенно не скрывала то, что находилось под ней. Вместо котурнов, которые она носила в походах, Марго одела на ноги сандалии на высоких каблуках, походившие на обувь, которую он видел на старых картинах. Черный халат и свободная прическа ее эбеновых волос придавала ей вид почти монашеской чистоты, за исключением зеленых адских огней, горевших в ее глазах.

В сердцах, Хелл проклял фальшивую ауру невинности, которую он чувствовал и восхищение, с которым он так упорно боролся, вспыхнуло с новой силой.

– Ну, – сказала она, – ты можешь снова сесть. Я не требую придворного этикета в полевых условиях.

Она села напротив и достала черную сигарету, прикурила ее от лампы, стоящей на столе. Хелл смотрел не отрываясь. Не потому, что не видел курящих женщин – почти каждая горная жительница имела трубку, а в каждом доме хранился кисет с табаком – сигареты были ему в новинку.

– А теперь, – сказала она, легко иронично улыбнувшись, – скажи, что говорят обо мне здесь.

– Тебя называют ведьмой.

– И меня ненавидят?

– Ненавидеть тебя? – повторил он задумчиво. – По меньшей мере, они будут сражаться с тобой и Повелителем до последней стрелы в колчане.

– Конечно. Молодые люди будут сражаться – за исключением тех, кого Хоакин купил землями владыки – потому что знают, что внутри Империи больше не будет стычек. Не будет больше веселых, будоражащих кровь, небольших войн между городами, не будет больше стычек и гордого вышагивания перед симпатичными провинциалочками…

Она замолчала.

– А ты Хелл Тарвиш, что ты думаешь обо мне?

– Я бы назвал тебя ведьмой по другим причинам.

– Другим причинам?

– Нет такой штуки, как магия, – сказал Хелл, повторяя слова старого Эйнара из Селуи. – Есть только знания.

Принцесса пристально посмотрела на него.

– Толковая мысль, для такого как ты, – пробормотала она и добавила. – Ты пришел безоружным.