– Физиологической зависимости нет, – продолжил гнуть свою линию тот. – А то, о чем вы говорите… Эдакими темпами вы объявите, что искусные повара – наркоторговцы, ибо их стараниями посетители рестораций привыкают к вкусной пище. И не могут потом спокойно есть более простую еду. Человек вообще привыкает к хорошему, но это не означает, что все хорошее противозаконно.

Я недовольно оглянулась. Кажется, вокруг нас собралось уже полрайона. Группа мальчишек пятнадцати-шестнадцати лет, возвращавшихся откуда-то с мячом, остановилась неподалеку от нас. Дискуссия, более подходящая для зала суда, проводилась при чрезмерном количестве посторонних ушей.

– Из-за хорошей еды человек не теряет все, что имел, – отрезала я. – Не отказывается от реальной жизни, не впадает в нищету, не становится изгоем общества. И довольно об этом. Мы отправляемся в участок. Там вы можете повторить все то, что так охотно высказали мне.

– Нет, так не пойдет! – воскликнул Кверт. – Я был обвинен перед людьми и имею право перед ними же ответить! Нищета, говорите вы? Мое воздействие приводит к нищете? Нет, госпожа сержант! Оглянитесь вокруг! Эти люди уже живут в нищете. В нищете, из которой нет выхода! И именно я даю им хоть какую-то возможность разорвать порочный круг, испытать положительные эмоции, почувствовать вкус жизни, несмотря на их плачевное положение!

Зрители (или, вернее сказать, слушатели) перешептывались, и среди общего гула голосов я улавливала как критику в адрес задержанного, так и одобрение.

– Ерунда! – рявкнула я, отлично осознавая, что хоть и обращаюсь к Кверту, говорю сейчас не для него, а для остальных присутствующих. – Королевство предоставляет людям возможность и достойно зарабатывать себе на жизнь, и выбиться в люди, начав с нуля. Только для этого, конечно, надо тяжело работать, а не лежать под забором. И я отлично знаю, что говорю! Я сама приехала сюда практически из деревни, не имея за душой ничего, кроме нескольких грошей и пары прихваченных с собой булок. В Тель-Рее у меня не было ни родственников, ни даже знакомых. И ничего, как видите, справилась. Главное – захотеть и не ждать всего и сразу.

– Ну конечно, – Кверт даже не смотрел на меня, обращаясь исключительно к своим соседям, – каких еще слов можно ожидать от стражей? И только мы с вами, простые люди, знаем, насколько в действительности тяжело пробиться человеку, родившемуся здесь! – И он указал рукой на окружающие дома. – Но правда восторжествует. Я невиновен и сумею это доказать. Остин Кверт чист перед законом! Я скоро вернусь, и если вам тяжело и тоскливо, если в жизни не остается надежды, если вы сталкиваетесь со стеной непонимания, я всегда рад помочь. – Говоря о стене непонимания, он перевел взгляд на подростков да так и продолжил говорить, глядя в их сторону. – Готов принять любого, каждый день, с четырех до девяти часов вечера.

Это было уже чересчур. Чаша моего терпения переполнилась. Этот ублюдок пытался использовать наш разговор в рекламных целях, да еще и перед кем рекламировал свою деятельность? Перед детьми!

Моя рука сама скользнула в кожаную кобуру, и секунду спустя самозарядный арбалет был направлен Кверту в глаз. Щелкнул предохранитель.

– Молчать! – рявкнула я. – Еще одно слово – и я стреляю.

Кверт поперхнулся и, заметно побледнев, замолчал.

– Идем! – велела я, все еще учащенно дыша от злости. – В участок! Излагать свою позицию будешь там.

– Как вы могли поступить подобным образом? – рвал и метал капитан Уилфорт. – Вы понимаете, что нарушили закон? Вы, страж, нарушили закон! Вы не имели права угрожать арестованному оружием! Не имели права направлять на него снятый с предохранителя арбалет!