Женщины редко участвовали в мужских разговорах и посиделках у костра. Реза всякий раз чувствовала на себе неодобрительные взгляды, когда они с Мегги непринужденно усаживались рядом с Мо и Черным Принцем. Иногда она отвечала взглядом на взгляд, смотрела прямо в глаза Хвату, Гекко и всем остальным, кто терпел женщин в лагере только ради стряпни и шитья, и проклинала тошноту, мешавшую ей сопровождать Мо хотя бы тогда, когда он вместе с Принцем объезжал соседние холмы в поисках более надежного пристанища на зиму.

Пять дней и пять ночей провели они здесь, в «лагере исчезнувших великанов», как его окрестила Мегги. На шестой день к обеду Дориа и Люк вернулись из Омбры явно с плохими вестями. Дориа даже с братом не поговорил, а направился прямо к палатке Черного Принца. Вскоре Принц послал за Мо, а Баптиста созвал мужчин.

Разбойники уселись в кружок, и Дориа, выступив на середину, взглянул на старшего брата, словно ища поддержки. Но когда юноша заговорил, голос его звучал твердо и ясно. Он казался сейчас куда старше, чем был на самом деле.

– Вчера на выезде из Непроходимой Чащи объявился Свистун, – начал он. – На дороге, ведущей к Омбре с запада. Он жжет и грабит все на своем пути, объявляя, что прибыл собрать налоги, потому что Зяблик посылает во Дворец Ночи слишком мало.

– Сколько с ним латников? – В вопросе Хвата слышалась злоба.

Резе не нравился его голос. Ей все в нем не нравилось.

Дориа тоже, видимо, недолюбливал своего спасителя, это ясно выразилось в его взгляде.

– Много. Больше, чем нас. Намного больше. Точного числа я не знаю, – добавил он. – У крестьян, чьи дома они поджигали, не было времени на подсчеты.

– Ну, будь у них время, толку было бы не больше, – заметил Хват. – Крестьяне, как всем известно, считать не умеют.

Гекко рассмеялся, и к нему присоединилось еще несколько человек из тех, что всегда ходили за Хватом: Ловкач, Задира, Угольщик, Эльфогон…

Дориа закусил губу. Они с Силачом были крестьянскими детьми, и Хват об этом знал. У него самого отец был, по его рассказам, наемный солдат.

– Расскажи им, Дориа, что еще ты слышал. – Такой усталости в голосе Черного Принца Реза еще не слыхивала.

Юноша снова взглянул на брата.

– Они переписывают детей, – сказал он. – Свистун велел заносить в списки всех, кто старше шести лет и не выше пяти футов.

Ропот прошел по собранию. Реза увидела, как Мо наклоняется к Принцу и что-то говорит ему на ухо. Видно было, что они отлично понимают друг друга. И как естественно смотрится Мо среди этих оборванцев. Как будто они ему настолько же свои, как она и Мегги.

Черный Принц выпрямился во весь рост. У него теперь не было длинных кудрей, как в те дни, когда Реза впервые с ним познакомилась. На третий день после смерти Сажерука он обрил голову наголо, как было принято в этом мире в знак траура. Потому что на третий день, считалось здесь, душа умершего достигает краев, откуда нет возврата.

– Мы знали, что Свистун в один прекрасный день явится сюда, – сказал Черный Принц. – Змееглав должен был в конце концов заметить, что его шурин оставляет себе большую часть собранных налогов. Но, как вы слышали, он приехал не только за деньгами. Все мы знаем, зачем нужны дети по ту сторону Непроходимой Чащи.

– Зачем? – Звонкий голос Мегги казался детским среди грубых мужских голосов.

И не догадаешься, что этой девочке случалось двумя-тремя фразами менять судьбы Чернильного мира.

– Зачем? Видишь ли, дочь Перепела, проходы в серебряных рудниках узкие. Радуйся, что ты уже большая и там не пролезешь, – ответил ей Хват.