– Элизабет, – послышался нерешительный голос рядом. Я не уверена, был ли это вопрос или утверждение, и не сразу поняла, что кто-то обращается ко мне.

Рядом с моим столиком стоял высокий крепкий темнокожий мужчина с растерянным и потухшим взглядом, устремленным прямо на меня. Его пухлые губы замерли будто на полуслове, но оставались неподвижны и лишь напряженные широкие острые скулы выдавали беспокойство. Я бы ни за что не узнала его из-за недельной небрежной щетины и припухшего лица. Если бы не ярко-голубые глаза, которые я видела только лишь у еще одного человека в своей жизни.

– Крис, – прошептала я против воли, мои губы сами произнесли его имя и он расплылся в грустной улыбке.

– Привет, Саламандра, – улыбнулся он, и я тут же вскочила со стула, со всей силы обвивая его шею. Его крепкие сильные руки впились в мою талию с безвыходным отчаянием, а дыхание на шее было такое неровное и быстрое, словно он бежал марафон. Никто уже несколько лет не называл меня так и внутри проснулось чувство ностальгии и родного тепла, связанного с лучшим временем моей жизни, пусть и смертельно опасным.

Я буквально отлипла от мужчины, чтобы взглянуть на него еще раз и удостовериться, что мне ничего не привиделось.

– Что ты здесь делаешь?

– Я думал, ты получила мое письмо, – удивляется он.

– Письмо? – не поняла я, но тут же вспомнила день в офисе, когда Роби прочитала входящую корреспонденцию. – Господи, это был ты?

Кристофер лишь обреченно кивнул в ответ, потупляя взгляд в пустоте.

– Помоги мне, Лиз, – его шепот сорвался на хрипотцу, он в отчаянии. – Я больше не знаю куда мне идти.

– Садись, – я повелительно усадила его на стул рядом со своим и села рядом, обхватывая его дрожащие ладони. Мужчина продолжал смотреть куда-то в одну точку опустошенным взглядом.

– Я не могу ее найти, Лиз. Я уже все перепробовал. Я ничего не понимаю. Она словно сквозь землю провалилась.

Один из самых смелых людей в Ираке, кого я только знала. Он был лучшим снайпером, лучший пехотинец, чудесный друг и товарищ. А еще парень, который тащил меня на себе, когда меня ранили.

– Нет, давай сделаем все по-другому.

Я мигом поднялась со стула и подбежала к барной стойке, оставляя Мелани деньги за не выпитый кофе. Затем подошла к нашему столику, накинула пальто и вывела своего приятеля под руку из кафе. Дорога к офису казалась бесконечно долгой, хотя ехать пришлось от силы минут десять. Кристофер всю дорогу бубнил что-то нечленораздельное, постоянно сбиваясь с мысли и путаясь в словах.

На входе в агентство мы наткнулись на Роби, которая уже закрывала помещение, чтобы уйти домой.

– Воу, – она непонятливо оглядела нас, но, не задавая лишних вопросов, пропустила внутрь и зашла следом.

– Ты можешь идти домой, если хочешь, – шепнула я ей.

– Обязательно, – съязвила девушка, улыбаясь, и бросила свой шарф на спинку стула. И я была благодарна ей за то, что она умеет понимать меня без слов. – Я налью кофе. Хотя вряд ли он поможет, – бубнила она, косясь на мужчину. Тот сидел на диване, облокотившись локтями на колени и обхватив голову.

– Давай, Крис, – я села перед ним на колени и обхватила его колючее от щетины лицо своими ладонями. – По порядку. Соберись.

Он тяжело вздохнул и в глазах появилась ясность. Мужчина прожигал меня своим голубым печальным взглядом, отчего сердце в груди сжималось до колющей боли.

– С самого начала, – повторила я.

– Я вернулся со службы почти два года назад, – начал он, опираясь спиной на диван, а я села рядом. – Ты же знаешь мою Сару? – он тепло улыбнулся и его взгляд смягчился, и я кивнула в ответ. – Пока я был в Ираке, отношения с ней были мечтой, не говоря уже о том, что меня примет моя дочь, которую я оставил пятнадцать лет назад. Но вот я вернулся, и Сара дала мне шанс. Шанс все исправить и наверстать упущенное. Кайли меня ненавидела. Она сказала, что никогда не примет меня, потому что я бросил их. Ее и ее мать. Полтора года я пытался наладить отношения с ней, из кожи вон лез. Если бы я мог только все исправить, Лиз… А затем она назвала меня папой. Впервые. Понимаешь?