- А потом ты впервые проиграл. И я… я обрадовалась. Понимаешь, когда вы дрались с теми офицерами, которые…
- Я знаю. Это, должно быть, выглядело несправедливо, - ровным голосом заметил Тхорн.
- Ужасно несправедливо. Мне даже показалось, что Ортанес… он сломал что-то тому мальчику… Меррику.
- Этому мальчику почти сорок, маленькая, - улыбнулся Тхорн. И, подумав, добавил:
- Тебе не показалось. Но так все учатся. Без этого лучшим не стать.
- Я понимаю, - почти перебила Асхелека. – Поверь, я понимаю. Но…
- Ты имеешь право на любые чувства. Так ты ощутила радость - и?
- Я смотрела на тебя и говорила: «проиграй, проиграй», - со слезами на глазах произнесла Асхелека. – Я ужасный человек. Я не заслуживаю, чтобы ты меня лечил, - выдавила она, закрывая лицо руками, и Тхорн задержал дыхание. А потом он улыбнулся и присел перед ней на корточки:
- Ты заслуживаешь этого больше, чем кто бы то ни было, - уверенно сказал он, дождался, когда ее ладони соскользнут с лица, и вытер пальцем ее слезы. – У тебя хватает сил быть честной, на это не все способны. А к тому же ты сильнейший телепат в потенциале. И я хотел бы тебе помочь.
***
Кошмар заставил ее подскочить в холодном поту рано утром. На этот раз – с участием Тхорна. Ей снилось два вида кошмарных снов, все последние месяцы. Первый начинался с того, что она сидит в полиции. Она помнит, что отец в больнице, и она призналась врачу, что полноценная. Полицейский равнодушно заполняет ее анкету и объявляет, что она должна отправиться в дом удовольствий. Асхелека плачет и пытается объяснить, что у нее есть пре-сезар, что его зовут Тмайл, и ей надо домой, но на нее смотрят, как на сумасшедшую.
Второй сон всегда начинался с того, что Тхорн входил в каюту. Он садился на постель и целовал ее, как в ту ночь, но на этот раз не замечал ее страха – или не хотел замечать. Он опрокидывал ее на постель и залезал руками под платье, а потом раздевал ее или рвал на ней одежду. Когда ей становилось совсем страшно, она начинала хныкать и сопротивляться, но он не обращал никакого внимания, и лишь придавливал ее к кровати все сильнее, пока Асхелека не начинала задыхаться.
Наверное, ее психолог очень обрадовался бы, услышав про это, но Асхелека совершенно не собиралась рассказывать ему о настоящих кошмарах. Каждый раз, когда он спрашивал о снах, она говорила, что не готова это обсуждать. Она говорила об этом лишь однажды с Иллеей – с тех пор дурные сны стали сниться реже. И еще ей помогал Бальт, хотя ему она ничего не рассказывала. Просто его влюбленность и их поцелуи служили для нее настоящей терапией. Хотя уже начинало покалывать чувство вины: Асхелека не могла в полной мере разделить чувств своего ухажера.
Заснуть после кошмара так и не удалось, и она рано спустилась к завтраку, поела в одиночестве и решила повторить теорию телепатии для теста. Звон посуды в столовой заставил ее оторваться от учебников примерно через час, и она опять вышла из спальни, чтобы выпить еще чашку сока с Тмайлом и Шеттаей.
Но пожелание доброго утра застыло на ее губах, когда Асхелека заглянула в столовую. Она, почти вбежавшая в столовую легкой энергичной походкой, резко остановилась на пороге, словно натолкнувшись на невидимую стену. И даже сделала шаг назад, не глядя ни на своего опекуна, который сидел на своем обычном месте за столом, ни на Шеттаю, которая мирно смешивала свой любимый сок из трех видов фруктов.
Ее взгляд сосредоточился только на нем - на Тхорне, который стоял к ней вполоборота, договаривая какую-то фразу матери. Сначала он даже не заметил, как она появилась, но в следующее мгновение, видимо, почувствовал ее телепатически, повернулся, и Асхелека дернулась, ощутив пронизывающий, прожигающий насквозь взгляд.