— И он не рассказал, чего хотел этот Готье? — спросил Эдгар, выбрасывая спичку.

— Да сказал, что какое-то у него было предложение. Хотел о чём-то договориться.

— И о чём?

— Да почём я знаю! Что-то насчёт той спорной земли на меже, что по соседству с его фермой, то ли купить хотел, то ли в аренду взять, то ли договориться ещё как. На кой она вообще ему сдалась? Я даже и не спрашивал подробнее, чего там ловить — комарьё да лихорадку? Но даже если ему и понадобилось это неугодье — тут дело принципа. Сам подумай — водить дружбу с Бернарами? Да я лучше ногу отдам аллигатору! — и дальше дядя ругнулся совсем уж непотребно. — Мои ребята в ту ночь послали ему «красного петушка» с весточкой — подпалили сухую осоку в том болоте, за которое он торговаться решил. В отместку. Получи, мол, свою землю, гадёныш! И вот тут… — Шарль оглянулся, и понизив голос, добавил хрипло: — …вот тут я подумал: может, это Бернар приложил руку к смерти Огюста? Потому как он, считай, через два дня после этого-то и утоп.

— Не хочешь же ты сказать…

Эдгар встретился глазами с мутным взглядом Шарля.

— А что, если Эк Балам вовсе никакой не ньорский дух, а настоящий зверь? — хрипло прошептал дядя Шарль и прищурился. — Со старого пирата станется — держать у себя такую зверюгу. Поговаривают, что он совсем сбрендил и колдовством промышляет. Ты видел его головорезов? Уж не знаю, откуда он притащил этих ньоров, но у каждого из них рука толще моей башки будет, а рожи-то у них, как головёшки, будто только что из ада повылезли. Так что ставлю сто к одному — тут старый пират точно приложился. Спалить бы к нечистому его со всеми потрохами!

— Ты знаешь, что Готье Бернар подал на нас в суд? И хочет отсудить тот спорный участок?

— Вот змеёныш пронырливый! Говорю же: спалить пирата вместе с его черномазыми ублюдками — и вся недолга! — рыкнул Шарль и отхлебнул из бутылки.

— А ты не думал, что, может, наоборот, стоит бросить всё это? — задумчиво произнёс Эдгар.

— Что бросить?

— Вражду, — Эдгар перевёл взгляд на дядю. — Помириться с Бернарами.

— Тебе, племяш, солнце башку напекло, что ли? — глаза Шарля налились кровью, и он выпустил дым из ноздрей, точно разъярённый дракон. — Да чтоб я сдох! Помириться с Бернарами? Да в аду я их видел, укуси меня кайманова черепаха!

Двери борделя распахнулись от удара, и на мостовую вывалились, сцепившись, Грегуар и Марсель, а следом высыпали зеваки.

— Подкинул туза, гнида! — орал Грегуар, оседлав Марселя сверху и дубася его кулаками.

— Ах ты, собака страшная! — Шарль отшвырнул бутылку и сигару и бросился в гущу событий.

Эдгар развернулся и пошёл к коляске, что дожидалась его у гостиницы — пожалуй, на сегодня хватит с него общения с родственниками.

Он думал о том, что сказал Шарль, но его предположение, касающееся гибели отца, выглядело горячечным бредом. Чтобы Анри Бернар натравил какого-то неведомого зверя, которого даже собаки не учуяли…

Что бы там ни говорил дядя, а всё-таки мсье Бланшар прав — идея помириться с Бернарами не так уж и плоха. Судебные издержки сейчас им совсем ни к чему. И, может, в качестве жеста доброй воли и стоит продать им ту гнилую топь и кусок косы, которую они хотят отсудить?

Эдгар взялся за борт коляски и подумал, что Рене Обьер мог бы устроить ему встречу с Бернарами где-нибудь на нейтральной территории. Рене прекрасно ладит и с Дюранами, и с Бернарами, он вообще — голубь мира, пожалуй, стоит его сегодня об этом попросить.

И снова показалось, что кто-то смотрит в спину. Эдгар непроизвольно обернулся. На драку собрались поглазеть завсегдатаи Эспаланда Руж: моряки, шлюхи, торговки, даже святой отец затесался. Но никого, кто бы привлёк его внимание, Эдгар не обнаружил.