– У меня есть еще один рукав, – Горелый поднял другую руку, показывая нам висящую пуговицу. – Прошу показать свои умения адептке Белоснежной.

Воцарилась тишина. Все присутствующие знали о моих проблемах с бытовой магией. Часто, на практических занятиях, адепты страдали от моих заклинаний. Подумав, что нет худа без добра, смело встала и шагнула в магистру.

– Задание понятно?

Кивнув, подошла ближе, прижимая одну руку к амулету под балахоном. На расстоянии вытянутой руки камень был холодный. Сделав шаг ближе к Горелому, пыталась уловить изменения состояния амулета. Он продолжал оставаться холодным.

– Что же вы не начинаете? – спросил Горелый, глядя на меня.

– Я готовлюсь, – ответила, делая еще один шаг к нему. Мы стояли так близко, что я могла разглядеть его морщинку между бровями. Он часто хмурится. Амулет продолжал оставаться холодным. Значит не Горелый мой суженный. Неужели это магистр Свон?

– Адептка Белоснежная, вы долго будите подготавливаться? – спросил Горелый с нетерпением в голосе.

– Уже готова!

Сказав это, протянула руку к рукаву. Наскоро сплела заклинание и направила его на пуговицу. Тут же пуговица завертелась, а магистр, сжав зубы, застонал.

– Ой, я, кажется, сделала что-то не так, – сказала одернув руку.

– Вы правы Белоснежная, вы промазали мимо пуговицы и пришили рукав ко мне! – прошипел он сквозь зубы.

На манжете белоснежной рубашки, выглядывающей из-под камзола, появилось пятно крови. Оно постепенно увеличивалось.

– Сегодня занятие окончено. Все могут расходиться. Адептка Белоснежная, с вами я поговорю позже.

Немедля Горелый быстрым шагом покинул кабинет.

– Ну, ты даешь! – услышала восхищенное от Форины. – Это надо же умудриться и пришить рукав к магистру. Так накосячить надо суметь.

– Так ему и надо! Быстрей свалит из академии. Еще пару таких занятий с Белоснежной и мой братец покинет эти стены, – сказала Горелая с ехидной улыбкой на лице.

– Тебе что, собственного брата совсем не жалко? – спросила ее. Реакция Горелой меня удивляла. Как можно было так относиться к собственному брату, мне было не понятно.

– А что его жалеть? – она пожала плечами. – Я его сюда не звала, сам виноват.

Горелая повернулась к Форин.

– Пойдем в столовую на завтрак, если еще что осталось, – предложила она.

Форина кивнула в ответ и они направились на выход.

Все адепты переговариваясь, покидали комнату. Они направлялись кто куда: Форина и Горелая из холла поспешили в столовую, в том же направлении проследовало еще несколько адептов. Часть свернула к библиотеке, некоторые направились в комнаты.

Свободное время я намеривалась провести у себя. Почти у самой комнаты меня нагнал Мильког:

– Тая, ты опять убегаешь, – с обидой в голосе произнес он.

Посмотрев на глупую улыбку, спросила:

– А ты уже отработал в библиотеке?

– Вчера был последний день! Но не переводи тему. Ты все время сбегаешь от меня. Тая, ты знаешь, что очень мне нравишься? – он заглянул мне в глаза. – Я даже скажу больше. Я тебя…

– Мильког, а как твое имя? – оборвала его на последней фразе.

Он замер, поморгал, и опять глупо заулыбался:

– Тая, ты хочешь знать мое имя? Меня зовут Бирен. Так, я не договорил. Я тебя…

– Прости, но мне срочно надо в уборную.

Не медля ни секунды, бегом преодолела оставшееся расстояние до комнаты. Распахнув дверь, юркнула к себе. Облокотившись на косяк, прислушивалась к звукам за дверью. Сейчас мне только не хватало признания Милькога. За дверью была тишина, но я не обольщалась. Пройдя в комнату, села за стол и принялась читать свои конспекты.

Спустя пять минут Мильког постучал, но я не отозвалась. Потоптавшись под дверью и поскребшись, через какое-то время Мильког ушел.