За столом с Марикой сидели Барн, Ивани и Шелок.

– Всем привет, – безрадостно сказала, ставя поднос с едой на стол.

– Тая, что с тобой? – спросила Марика, улыбка сползла с ее лица, - Ты что-то очень хмурая.

Подруги смотрели на меня с тревогой. Сев за стол, засунула кусок хлеба в рот. Как только утолила первый голод, ответила:

– Я случайно прокляла нового декана моего факультета и теперь у него на отработке.

– Как? – ахнула Ивани.

– Ну ты даешь! – сказал Барн, присвистнув.

– Сколько тебе отрабатывать? – поинтересовалась Марика.

– Месяц!

– Целый месяц? – хором переспросили ребята.

Некоторое время за столом было тихо, я жевала, а ребята смотрели на меня с жалостью.

– И что же ты делаешь? – спросила Ивани

– Мне дали неделю разобрать накопившиеся письма и документы.

– Только ты могла проклясть декана, – заключила Марика.

– Угу.

Достав из голенища сапога записку, где просили о моем отчислении, протянула ее подругам.

– Вот, что я обнаружила среди бумаг. Как думаете, кто это мог написать?

Марика, взяв записку, развернула и зачитала вслух.

«Хочу к вам обратиться по очень деликатному делу. Я серьезный адепт пришел в стены академии получать знания, но вот адептка Белоснежная мешает мне в этом. Все дело в том, что совсем недавно она меня прокляла страшнейшим образом. По причине проклятья я некоторое время не мог посещать занятия и получил дурную славу среди магистров. Такие адепты как Белоснежная позорит академию. Ее немедленно надо исключить и больше не допускать до честных адептов»

– Чем же ты так прокляла, что автор просит тебя отчислить? – спросила Марика дочитав.

– Сама не знаю, вроде бы все как обычно: икота, словоблудье, хромота, я их чаще всего использую.

– Я помню, что в первый год моего обучения один адепт из-за проклятья такое наговорил магистрам, что его хотели отчислить – сказал Шелок, – Он, если я правильно помню, был темным.

– В первый год обучения я многих проклинала, но вот словоблудье досталось только одному Милькогу. Он тогда на занятиях все мои ответы дополнял, показывая, что я ничего не знаю. Еще поддевал и говорил, что мне нечего делать на факультете темных, вот и получил проклятье словоблудья.

– Это точно Мильког! Я его помню, – сказала Ивани. – А вы знаете, что у него брат и дядя проклятейники, служащие у императора. Мой отец поставляет в их отдел артефакты и говорит, что Милькоги – гнилая семья. Каждый раз после визита к ним он ругается, говоря, что лучше иметь дело с самым черным магом, чем с Милькогами.

– Тая, тебе надо его проучить! – безоговорочно заявила Марика.

– А это хорошая мысль. Хочешь, мы с Барном его отловим и объясним, что нельзя обижать девушек, пусть они тебя и прокляли, – Шелок был настроен воинственно.

– Не надо, ребята, это дело давнее, почти три года прошло. Он, наверно, уже все забыл.

Лезть в новые неприятности не хотелось, я уже попала на отработку и порученное дело от Серины откладывается.

– А кто тебя сдал ректору, когда на практическом занятии вызвали демона? – спросила Марика.

– Мильког, – удрученно ответила, понимая что подруги правы.

– Ну вот, а ты говоришь дело давнее.

– А что я могу сделать, кроме как проклясть? За то, что сдал меня ректору, уже проклинала. Ему все каникулы снился демон, вид у него теперь не очень. Сегодня на медитации уснул и получил отработку в библиотеку.

– Ты прокляла за то, что сдал ректору, а вот за эту записку, – Марика помахала листком бумаги, – Надо придумать что-то посерьезней, чем просто проклятье!

– Кар-р-р, – раздалось с моего плеча, Кира слетела мне на колени.