- Подождите нас минут пятнадцать, - попросила Жанна водителя. Анита вздохнула с облегчением: - Значит, не собирается задерживаться здесь надолго.

- Зайдем к Аксинье Петровне, - бросила на ходу, даже не глянув в сторону своего дома. Он стал чужим, холодным и вызывал страх при мысли о том, что здесь произошло.

Соседка встретила их радушно, но тоже с трудом находила ничего не значащие слова, переживая, как бы они не разбередили еще не затянувшуюся рану.

- Аксинья Петровна, - начала с порога Жанна, - я за вами. Вы не могли бы пожить у меня? Одной совсем невмоготу… - слезы хлынули потоком. Унять их не было слов у обеих женщин, печально созерцающих ее безутешное горе.

- Да как же я брошу здесь все? – наконец промолвила соседка. Отказаться было невозможно, но и согласиться – сложно.

Жанна присела на стул, обвела взглядом ее простенькое жилище:

- Я одна не смогу. Ну хотя бы на время. – В словах было столько боли, что Аксинья Петровна только кивнула:

- Я мигом, к соседке забегу, присмотрит за домом.

Анита, присутствующая при разговоре, удивилась, что Жанна не обратилась с этой просьбой к ней. Но потом поняла причину – ее беременность.

Словно, прочитав ее мысли, Жанна сказала:

- Ани, я тебя очень люблю, но мне будет тяжело с тобой. Я тебя не брошу, но…

- Да ладно, ты права.

На обратном пути женщины разговорились. Ни о чем. И это было как раз то, что было сейчас необходимо.

- Можно я буду называть вас тетей? Аксинья Петровна – очень длинно.

- Лучше уж бабушкой. Я как раз тебе в бабушки и гожусь.

Жизнь потихоньку устаканивалась. Жанна решила вернуться на работу. Это не оставляло времени на погружение в депрессию. Вечерами бабушка Ксеня, как стала называть соседку Жанна, рассказывала ей историю своей жизни. В один из таких вечеров разговор зашел о родственниках Жанны.

- А у меня никого нет. Я выросла в детском доме. Мама умерла во время родов. Я знаю ее только по фотографиям и рассказам отца. У меня есть мамин крестик, папа рассказывал, что мама никогда не снимала его. Только оставила дома перед родами.

Вот, посмотрите. Он необычный. Я такого больше нигде не видела. – Жанна достала крестик из шкатулки.

- Носить не пробовала?

- Нет. К золотой цепочке он не подходит, а на ниточке как-то неудобно. Не носят так теперь.

- Ну да, - согласилась Аксинья. – Освятить бы его надо в церкви.

- Да зачем же? Я ведь его не ношу. Лежит просто в шкатулке. Да и в церковь я не хожу. Отец не приучил, а сама как-то не сподобилась.

- Молодые редко церковь посещают. А зря. Так, может, я снесу?

- Бабушка Ксеня, над вами еще посмеются. Простой деревянный крестик, истертый весь. Вот даже червоточинка есть. Я думала выбросить. Только рука не поднимается – память от мамы.

- А что же отец твой, жив?

- Нет, папы не стало, когда мне и пяти лет не было. Сердце у него остановилось. Внезапно.

- А другие родственники?

- Не знаю. Маленькая еще была, не помню. Только и фотографий никаких не осталось, кроме маминых.

Жанна достала большой альбом. Фотографий было немного. Но по ним можно было судить, какой счастливой и любящей парой были отец с матерью. Аксинья всматривалась в лицо молодой женщины, глядевшей на нее с фотографии. Что-то в ее глазах было странное. Они оставались грустными даже тогда, когда она улыбалась или даже смеялась. А лицо ее мужа, тоже выражающее любовь и счастье, на последних фото приобрело удивительный оттенок неизбывной грусти.

- Давай поужинаем, - Аксинья отложила альбом в сторону. Она отметила про себя, что Жанна совсем не похожа на отца, а вот с матерью у нее разительное сходство – одно лицо.