Вскоре они вышли из гостиницы и отправились вниз к гавани. Это была довольно большая бухта, окруженная песчаными холмами и размытыми дюнами. Берега были засыпаны обломками и всяким хламом; к гавани вели глухие, заброшенные улицы города. Много палубных судов и лодок стояло там на якоре или было вытащено на берег. Продолжительная дурная погода загнала их из открытого моря в прибежище порта, а большие черные тучи и холодные шквалы, следовавшие один за другим и приносившие иногда сухой снег, не предвещали улучшения, а скорее угрожали еще более сильным штормом в недалеком будущем.

Большинство моряков, чтобы укрыться от холода и ветра, отправились на берег и шумели и пели в прибрежных харчевнях. Многие из судов раскачивались на якорях без присмотра. По мере того как становилось поздно и погода не выказывала никаких признаков улучшения, число таких судов возрастало. На эти-то суда, в особенности на те, которые стояли подальше, Лоулесс и обратил внимание. Дик, сидя на якоре, наполовину ушедшем в песок, прислушивался то к грубым, могучим голосам урагана, то к хриплому пению матросов в ближайшей таверне; но вскоре он забыл о том, что окружало его, забыл и все заботы в приятных воспоминаниях об обещании лорда Фоксгема.

Мечтания его были прерваны прикосновением чьей-то руки к его плечу. То был Лоулесс, который указывал на маленькое судно невдалеке от устья гавани, правильно и плавно покачивавшееся на волнах. Как раз в эту минуту луч бледного солнца упал на палубу, вырисовывавшуюся на фоне мрачных туч. При этом мгновенном освещении Дик увидел двух людей, тащивших шлюпку вдоль борта судна.

– Вот, сэр, – сказал Лоулесс, – заметьте хорошенько. Вот вам судно на эту ночь.

Шлюпка отделилась от судна, и двое людей, повернув ее по ветру, весело поплыли к берегу. Лоулесс обернулся к какому-то праздношатающемуся.

– Каково его название? – спросил он, указывая на маленькое судно.

– Его зовут «Добрая Надежда», оно из Ярмута, – ответил незнакомец. – Имя капитана – Арбластер. Он гребет на носу вон той шлюпки.

Этого-то и нужно было Лоулессу. Поспешно поблагодарив незнакомца, он пошел по берегу к песчаной бухточке, к которой направлялась шлюпка. Тут он занял позицию, и лишь только сидевшие приблизились настолько, что могли слышать его, он открыл огонь по морякам.

– Эй, кум Арбластер! – кричал он. – Вот так хорошая встреча! Нет, право, чудесная встреча, клянусь распятием! А это «Добрая Надежда»? Ах, я узнал бы ее среди десяти тысяч! Славное судно! Подплывай-ка, кум! Хочешь выпить? Я получил поместье, о котором ты, без сомнения, слышал. Я богат теперь, я перестал плавать по морю – плаваю больше по элю, приправленному пряностями. Ну, молодец, давай-ка руку! Выпей со старым товарищем!

Шкипер Арбластер, длиннолицый, много видавший на своем веку человек, с ножом на тесьме, висящим на шее, по походке и манерам похожий на любого из моряков того времени, отступил назад в очевидном изумлении и с недоверчивостью. Но упоминание о поместье, вид полупьяного простодушия и дружелюбия, очень искусно принятые Лоулессом, помогли победить его подозрительность. Выражение лица его смягчилось, и он протянул руку к руке лесного бродяги.

– Нет, – сказал он, – я не помню тебя. Но что же из этого? Я готов выпить со всяким, кум, так же как и мой Том. Любезный Том, – прибавил он, обращаясь к своему спутнику, – вот мой кум. Фамилии его я не помню, но, без сомнения, он очень хороший моряк. Пойдем выпьем с ним и с его другом на берегу.

Лоулесс пошел впереди, и вскоре все сидели в питейном доме. Так как дом этот был довольно новым и стоял в уединенном месте, он был не так набит посетителями, как другие, находившиеся ближе к центру порта. Это был простой, деревянный сарай, очень похожий на блокгаузы, встречающиеся в девственных лесах Америки в настоящее время. Вся обстановка его состояла из одного-двух шкафов, нескольких голых скамей и положенных на бочонки досок, изображавших столы. Посреди сарая, раздуваемый сильными сквозными ветрами, пылал огонь из корабельных обломков, изрыгая густой дым.