Он не собирался заводить детей в новом, случайном и фиктивном браке, не смел и думать, чтобы прикасаться к телу невесты, поэтому прежде всего отчего-то всерьез подумал о фотографировании, но не на обряде венчания – на паспорт. Дело в том, что Алефтина фотоаппаратов, и особенно вспышек терпеть не могла, и, пожалуй, тяжелее было уговорить ее сняться, нежели чем оформить брачные отношения. Он вдруг с ужасом вспомнил о ее капризах только сейчас, и сразу же отяготился этой мыслью: снимки на паспорт надо уже сегодня вечером! Фотосалон был неподалеку от дома Терехова, сходить и сняться – минутное дело, но невеста днем вообще не выходила из квартиры, попросив закрыть окна чем-нибудь светонепроницаемым. И не понятно, чего она больше опасалась: яркого света или случайно брошенного чужого взгляда, поскольку Терехов жил на первом этаже и окна выходили на людную часть улицы. Кроме старого палаточного брезента Андрей ничего не нашел, поэтому как смог, завесил окна и теперь они сидели в зеленоватом полумраке, не включая света.

По дороге к храму пришла единственная трезвая и утешительная мысль – заказать фотографа на дом: такая услуга наверняка была, но как снимать без вспышки, в полутемном пространстве квартиры, он представления не имел. Строптивая невеста, не снимающая паранджи, может отказаться наотрез, и как было ей объяснить, что все затеянное, в том числе и женитьба, вызвано острой необходимостью дела пустяшного – купить билет на самолет и благополучно взлететь с аэродрома.

В монастырской церкви было гулко и почти пусто: за стойкой, где продавали свечи и иконы, сидела старушка с молодым иноком, что-то пересчитывали, глядя в монитор ноутбука, при этом щелкая костяшками старомодных счетов. А еще двое рабочих в серых халатах разбирали металлические леса возле стены с восстановленными и яркими фресками страшного суда. Терехов стал сбивчиво объяснять, что у него назначено венчание, и старушка сообразительно достала с полки пухлую амбарную тетрадь. В это время рабочий на лесах выронил трубу на каменный пол, заставив вздрогнуть всех присутствующих.

– Ну что же ты, Егорий? – с назидательным укором произнес инок за стойкой. – Вот растяпа!…

А по лицу было видно – выругаться хотел. Терехов машинально глянул в сторону рабочих, поймал взгляд этого растяпы и встрепенулся, но не от гулкого звука. Не хватило мгновения, чтобы рассмотреть его лицо – под сводами храма было сумрачно, да и рабочий уже отвернулся, вынимая из гнезда очередную трубчатую стойку.

– Фотографирование обязательно. – деловитым тоном отвлекла его старушка. – Фотограф наш, и молебен за здравие…

Андрей согласно покивал, выдержал паузу, но спросил как-то невнятно, невпопад и полушепотом:

– Это у вас… откуда рабочие?

– Это не рабочие – послушники. – мимоходом отозвался монах. – Ваше венчание на двенадцать тридцать. Прошу не опаздывать…

Терехов имел смутное представление о монастырской иерархии, ничего не понял и поэтому переспросил:

– То есть, монах?

– До монашества ему еще далеко, – заключила старушка, глядя с сожалением. – Предупредите гостей, женщины должны быть с покрытой головой и в юбках ниже колена.

– Послушание, это как курс молодого солдата. – с удовольствием объяснил инок. – Учебка, карантин.

И тем самым подтвердил, что Терехов не ошибся, человек на лесах имел отношение к армии. Он наконец-то оторвал взгляд от картины страшного суда, услышал только последние слова, однако утвердительно кивнул. А сам подумал, что и имя у послушника подходит: Егорий это ведь тот же Георгий! В добавок ко всему, когда платил деньги и расписывался в какой-то ведомости, почувствовал на себе взгляд этого растяпы, и ощутил, как между ними пробросилась некая связующая нить, по которой побежал ток. И даже не оборачиваясь, вдруг неоспоримо и убежденно подумал, вернее, угадал – на лесах стоит Жора Репей! Невероятно, невозможно, невообразимо, но это он! Потому и трубу выронил, что внезапно увидел Терехова.