Отглаженность и подтянутость у него сохранились с тех еще времен, однако физиономия была заметно помята. набрякли мешки под глазами и взгляд потускнел. Обычно Репей радушно принимал равных себе или тех, кто был на порядок ниже его по положению. Терехов всегда был ниже, тем паче, сейчас, после трех недель работы на плато зарос бородой, и похоже, его вид вводил в заблуждение.

– Так ты что, не служишь? – недоуменно спросил Жора, тем самым признавая Терехова.

– После выпуска попал под сокращение. – признался тот. – Всех троечников списали в запас.

Репей вроде бы даже обрадовался и насторожился одновременно:

– А как в археологи попал? В ученые?

– Да я не ученый. – испытывая тягостное чувство от такой встречи, проговорил Терехов. – Топограф. Еще до армии техникум закончил… Ну ты же помнишь, в училище занимался спортивным ориентированием? На марш-бросках курс водил, когда по лесам бегали. Вы блудили, а мы все время выходили в точку…

– Такого не помню. – зачем-то соврал Репей. – А вот как ты пел на сцене в клубе – помню. Оперный голос! Вокруг вертелись все женщины… И еще на пианино играл.

Он врал и даже угодить хотел: все самые лучшие женщины вертелись всегда возле облитого мышцами, Репьева.

– На рояле. – поправил Терехов. – У нас в училище рояль был, белый "Стенвей".

– Все равно… Тебе же пророчили консерваторию? И погоняло давали – Шаляпин!

– Не приросло погоняло…

– Сейчас не поешь?

– Если только за рулем, когда спать хочется.

– Мог бы служить, мог бы петь… А ты с теодолитом по горам?…

– Так получилось…

В голосе его послышалась зависть, сбившая с толку: Жора не знал, что еще спросить и что вспомнить, поэтому заскучал и сказал:

– Пошли, выпьем, что ли. Я краснодарского домашнего привез… Можно и водочки накатить по такому случаю.

А прежде даже от шампанского отказывался. За всю учебу в погранучилище был только один случай, когда однокашник напился и они тогда чуть не стали друзьями. Если точнее, родственниками, свояками. На новогодние праздники курсантов отпустили в увольнение и все старшины рот поехали в гости к родителю одного из них, который жил в подмосковном ковроткаческом городке и был в то время известным писателем. Цель была благородная – получить автографы, поэтому все купили книжки, однако опоздали на электричку. Это не смутило, совершили марш-бросок в одиннадцать километров, и потные, промороженные насквозь, едва поспели к полуночи. Гостеприимный писатель самолично преподнес каждому курсанту по стакану самогона, а потом сверху придавили новогодним шампанским и потянуло на подвиги.

В то время они уже хорошо знали три предмета – бегать, танцевать и драться. Старшины потанцевали с ткачихами в клубе, где Терехов не сходил со сцены и пел под бурные аплодисменты, потом сидели за столом и снова танцевали. Но наехала ватага каких-то залетных, требующих отдать половину девушек. А среди них было две сестрицы-близняшки, красоты редкостной, вокруг которых увивался Репьев, не зная, которую выбрать. Курсанты не уступили ни одной, даже самой не востребованной девушки, дружно разогнали эту банду, потом еще потанцевали и еще раз подрались, когда те явились с подкреплением и цепями. Опрокинули их машины и гнали до какой-то незамерзающей речки, где разбойники спаслись в воде. Этим они окончательно покорили местных невест, особенно блондинистых близняшек, которые поили курсантов шампанским и объяснялись в любви.

Терехов отлично помнил, что они с Репьем их и выбрали, а далее все было, как в тумане. Проснулись они одновременно, в одной комнате, в постелях с этими самыми совершенно одинаковыми сестрицами, имена которых даже не помнили, точнее, путали. И услышали голоса родителей, обсуждавших на кухне предстоящую общую свадьбу, мол, расходов меньше, а какие женихи – будущие офицеры! Правда, тоже путали имена, который и какой дочке достался. Терехов с похмелья не страдал, но с ужасом думал, что теперь придется жениться и рассматривал спящую девицу. А она была ничего, даже утром продолжала нравиться. Но Репьев не стал дожидаться когда проснуться невесты, на правах старшего шепотом отдал команду "делай, как я!", схватил свою одежду, растворил окно и выпрыгнул. Терехов выполнил команду не раздумывая, и только приземлившись в снег, стал считать этажи.