– Ладно. Под холмиком, может, оно и лучше. Как будто приподнялся неосмотрительно, пулю в лоб получил и свалился, – согласился с братом Николай Прокопьевич.

Мужчины вырыли яму – неровную и не очень глубокую. Положили кости – придали скелету нелепую позу – как будто человек упал с небольшой высоты. Николай Прокопьевич работал в перчатках, медленно раскладывая и перекладывая останки. Силой воли он сдерживал брезгливость, ему казалось, что он ужасно кощунствует, дотрагиваясь до костей усопшего. Пусть и фашиста. Антон работал голыми руками – давно ко всему привычный.

Наконец братья сделали дело и засыпали яму. Николай Прокопьевич аккуратно заложил ее дерном.

– Да не старайся ты. Я же предупредил, что мы раскапывали и следили за этим местом.

«ЗИЛ-130», груженный соломой, задрав передний бампер, выехал на заасфальтированную дорогу. Водитель крутанул баранку, прибавил газку. Встречный ветер сдул с кузова соломенные крошки, подхватил целый ворох сухих стеблей, устлал ими проезжую часть. В зеркале заднего вида боковым зрением водитель увидел желтую тучу, но не придал этому никакого значения. Он выровнял машину, вставил третью передачу, потом четвертую. «Зилок» набрал крейсерскую скорость и покатил в направлении Черняховска.

Километров через пять перед знаком «Впереди опасный поворот» «ЗИЛ» тормознули гибэдэдэшники с «калашниковыми» на груди.

– Сержант милиции Гавриленко, – представился милиционер. У него были седые усы и виски, хотя сам он выглядел молодо.

– Здорово, Пашка, – сказал водитель.

– Здорово, Викентий. Один едешь?

– Это самое, Пашка… Один.. А что такое?

– Дезертир сбежал… У погранцов. Может быть опасен – вооружен.

– Это… значит, Пашка… – зашептал Викентий. – Тамака… Я его в кузов-то не пустил.

– Понятно… – он махнул двум милиционерам, которые стояли с напряженными лицами возле синей «Лады».

Мент с автоматом наперевес бесшумно приблизился к кузову. Викентий выпрыгнул из кабины, побежал вдоль дороги так, чтобы в случае чего кабина «Зилка» его прикрывала, потом сиганул в сторону, быстро спустился с откоса и оттуда, с безопасного расстояния, начал наблюдать за происходящим.

– Чё он? – шепнул один из ментов, имея в виду побег водителя.

– Да черт с ним, – ответил другой.

– Выходи из кузова с поднятыми руками, – громко сказал гибэдэдэшник Пашка. Секунду спустя про себя подумал – а как же он выйдет из кузова – и поправился. – А-ну, вылезай! Мать твою!

Все три мента пригнулись в ожидании того, что сейчас в их сторону из соломы раздадутся выстрелы.

Но выстрелов не последовало.

– Младший сержант Куропай, проверьте кузов! – скомандовал Пашка.

Двое милиционеров подсадили Куропая, тот вжал голову в плечи, чтобы она не высовывалась из-за бортика, взялся за его край руками и прислушался. В кузове было тихо. Тогда младший сержант Куропай осмелился подтянуться на руках, схватившись за борт, сделал выход с силой и повалился в солому. После проделанной процедуры Куропай приподнял голову, сдул с глаза стебель соломы.

– Товарищ сержант, тут никого.

– Ты это, в соломе покопайся.

Куропай передернул затвор и прошил короткой очередью стог соломы. Пули раздробили в щепы доску противоположного борта и днища.

Водитель вжал голову в плечи, быстро отступил от греха подальше в лесок. Вдруг сейчас бабахнет. Повезло – пули в бензобак не попали.

– Ты что? – заорал Пашка на Куропая.

– Ну так, это, чтобы наверняка, – ответил он.

– Ты ж не на войне, дурило. Отставить стрелять!

Пашка сам залез в кузов. Потом залез и третий гибэдэдэшник.

Сапогами, стволами «калашей» они разгребали солому.