– Я обязательно приеду, Надя, – пообещал Гуров. Он проводил глазами женщину, которая исчезла в своей машине. Красный автомобиль стремительно развернулся на парковке и влился в поток.

Перед тем как выйти из салона, Гуров взглянул на себя в зеркало: бледное лицо в испарине, руки дрожат от слабости, а белки налились желтизной. Опер прислушался к своим ощущениям – неужели отравился едой в дороге или гостиничном кафе? Уж слишком плохо ему было, чтобы списать все на акклиматизацию организма к южному климату. Он повернул голову к темным окнам казенного учреждения. В сумраке помещений с солнечной улицы было не рассмотреть десятки любопытных глаз, но оперуполномоченный был уверен – коллеги наблюдают за каждым шагом визитера, пытаясь вычислить, как можно быстрее избавиться от московского засланца. Ему, конечно, есть что сказать, уже сейчас можно устроить разнос местному начальнику, указать на ошибки и недочеты в работе. Информации хватит для начала внутренней проверки действий сотрудников: пропавшие женщины, оставленные без внимания со стороны органов, непродуманность домашнего ареста Афанасьева.

Только все обнаруженные ошибки он обсудит не с местными операми, а с генералом Орловым по окончании рабочего дня. Сейчас нужно узнать официальную версию расследования. Все-таки вполне может быть, что его недоверие напрасно и Надежда Хвалова просто не в курсе всех оперативных мероприятий. Так бывает иногда: свидетели или потерпевшие хотят правосудия как можно быстрее, горят желанием отомстить за пережитую боль и потерю, не принимая во внимание, что работа сотрудников регулируется законом, а не является импровизацией. Иногда преступник находит щелку в законе, а у опера оказываются связаны руки. Тогда и начинаются обвинения полиции в бессилии или коррупции, а общая атмосфера раздражения, давление начальства, жалобы жертв приводят к новым ошибкам, желанию пойти на поводу и получить от преступника признание вины любой ценой. Подтасовка фактов, слепота к мелким деталям – частая ошибка новенького старательного опера, но не такого опытного сыщика, как Гуров. Он знал, что сейчас лучше собирать сведения, внимательно вслушиваясь в каждое слово коллег, свидетелей, родственников, а не пороть горячку.

В кабинете его уже ждали, на столе стояла пузатая бутылка с янтарной жидкостью, рюмки и тарелка с закуской. Майор Бережнюк радушно предложил:

– Господин полковник, Лев Иванович, может быть, с дороги стресс снимете? А потом сразу к делу. Вы вон какой бледный, лечение не повредит.

– Спасибо, и правда после дороги чувствую себя не очень. Поэтому давайте лучше сразу к делу, и потом я в гостиницу – отлеживаться, – отказался от скрытой взятки Гуров.

Майор с явным сожалением на лице убрал приготовленное угощение на сейф и вздохнул:

– Давай, Сладкевич, докладывай.

Павел, не меняясь в лице, сухо заговорил:

– Поступило заявление о пропаже гражданки Рыковой, свидетельницы по делу Афанасьева. По информации от матери Рыковой, та не вернулась домой в положенное время после работы.

Анатолий Юрьевич нахмурил тяжелые брови:

– Давай ближе к делу, какие мероприятия провел? Результат какой у тебя, Сладкевич, результат?

Сладкевич осекся, как от удара, но на лице не проявились эмоции. Он так же сухо ответил:

– Изменена мера пресечения для Афанасьева. Еще сегодня планировал его допросить по исчезновению Рыковой, отложил до приезда полковника Гурова. Осмотрел найденную машину Рыковой, опросил местных жителей.

– И? Появились данные, которые позволят квалифицировать исчезновение Рыковой как преступление? – буркнул Бережнюк в нетерпеливом раздражении.