Когда монголы ушли, европейцы приободрились, и в 1243 г. папа созвал в Лионе собор, решивший начать новый крестовый поход, на этот раз против монголов. Поскольку за войну с монголами высказались гвельфы, то гибеллины стали думать о том, как заключить с монголами союз. Главами гибеллинов были Гогенштауфены, а союзниками их – Капетинги, то есть, в данном случае, король Франции Людовик IX Святой, стремившийся освободить от мусульман Гроб Господень, как это проделал его союзник Фридрих П. Но французам не повезло. В 1250 г. мамлюки разбили их войско и взяли в плен короля. По этому поводу жители города Марселя звонили в колокола и пели: «Те Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»), ибо французов провансальцы ненавидели куда больше, чем турок.

За это время и в Монгольском улусе произошла крупная перемена. Хан Гуюк, пытавшийся опереться на православных греков, грузин и русских, был в 1248 г. отравлен, и в 1251 г. на кошме воины подняли его врага и друга Батыя – Мункэ, мать которого была кераитская царевна Суюркук-тени-бики, очень набожная несторианка. Ориентация сместилась: теперь главными врагами Монгольского улуса стали мусульмане, а друзьями – армяне и сирийцы, стонавшие под игом арабов и сульджуков. Очень они были озлоблены против мусульман – будь то арабы, персы, туркмены, хорезмийцы, гурцы – и не очень обожали греков и грузин.

Не было единомыслия в самой ханской семье. Мункэ открыто говорил, что для него пять религий равны, как пять пальцев на руке. Хубилай, командовавший одной из армий в Китае, был склонен к христианству, но помалкивал. Хулагу был буддист, но в угоду жене – Докуз-хатун – и военачальнику – Кит-буте – демонстративно поддерживал христиан. Ариг-буга, младший брат и законный наследник, в присутствии Рубрука открыто произнес: «Мы, монголы, знаем, что мессия – Бог». А «черная вера», хотя и была государственным исповеданием, шла на убыль. Шаманов вытесняли даосы и ламы. Не было только исмаилитов, в те годы доминировавших в Иране.

Кроме мусульман и христиан на Ближнем Востоке жили исмаилиты, не имевшие собственной территории, но распространившиеся всюду и узнававшие друг друга по секретным знакам. Исмаилит был с суннитом – суннит, с шиитом – шиит, с христианином – христианин, с евреем – еврей. Но всюду он был верным учеником своего старца, сидевшего в неприступном Аламуте, замке в отрогах Эльбурса, и по его приказу убивал неугодных старцу людей – знатных и простых. Этот кошмар длился больше ста лет и казался вечным.

Основатель персидского исмаилитского ордена Хасан Саббах отнюдь не был религиозным фанатиком. В юности он просто хотел сделать себе карьеру не хуже, чем его два друга. Один из трех друзей стал везиром при сельджукском султане – Низам-уль-Мульк, другой – математиком и поэтом – Омар Хайям, а Хасан застрял на должности мелкого чиновника, устроенного везиром по знакомству. Хасан попробовал интриговать – его уволили. Тогда он стал исмаилитским эмиссаром – в 1090 г. обманом захватил Аламут и стал постепенно расправляться со своими врагами.

Хасан Саббах был гениальным злодеем. Он изобрел особую форму геноцида. Уничтожались только талантливые люди: храбрые эмиры, умные и образованные муллы, набожные отшельники, энергичные крестоносцы и халифы. В числе жертв исмаилитов были Низам-уль-Мульк, Конрад Монферратский, халиф Мустансир и многие другие. Зато трусы, дураки, люди, склонные к предательству, склочники и пьяницы чувствовали себя спокойно. Им было даже выгодно, что для них освобождались вакансии на служебной лестнице или устранялись соперники.