Таши молчал. Горло свела тугая судорога.

– Я понимаю, что я старше тебя и некрасивая. Но ведь другие вдовы ещё старше. Если я буду тебе неприятна, я не стану тебя держать. В нашем семействе много молодых девушек. Скоро они повыходят замуж, а потом кто-то из них овдовеет, и ты сможешь уйти. Я на всё согласна, лишь бы ты был в порядке. А то кое-кто из мужиков говорит, что надо не только Лишку убить, но и Тину. Она, мол, тоже у согнутых побывала.

– Не тронет её никто, – наконец заговорил Таши. – И всё будет хорошо. Только… не надо сейчас об этом говорить.

– Ладно, я не буду, – поникла Линга. – Пошли работать. Бабы уже рыбу потрошат.

Ромар недаром выделял Унику среди всех девушек рода. Он обратил на неё внимание семь лет назад, после одной ничем не примечательной истории. Всего лишь кто-то посадил хомут на нос юному Тейко, бывшему в ту пору первым сорванцом в селении. Нос покраснел и распух. Боль была страшная, Тейко, позабыв, что охотник должен быть терпелив, подвывал тихонько и никому не дозволял прикоснуться к пострадавшему носу. Больного привели к Матхи, и тот сразу увидел четкую полосу, словно нос перевязали прочной бечёвкой, затянули на двойной узел да так и оставили. Шаман смазал распухший носище жиром угря, прочёл простенький заговор и принялся ждать результатов.

Случай казался самым что ни на есть обыденным. Обидел кого-то Тейко, всерьёз, до самых сердцов обидел, а тот, скорее всего даже не понимая, что делает, наслал на обидчика порчу. Среди детишек такое сплошь и рядом бывает. Теперь, когда в дело вмешался шаман, Тейко должно было полегчать, а вот у незадачливого ведьмака в скором времени распухнет собственный носишко. Его и будут лечить, объяснив к случаю, что не полагается вредить колдовством члену рода. Заодно Матхи узнает на будущее, в ком из малышей бродит колдовская сила, приглядит, кого стоит особо тщательно учить тайному мастерству.

Но на этот раз у знахаря ничего не вышло: новых болящих не объявилось, Тейко рыдал уже дурным гласом, а нос стал не красным и даже не лиловым, а густо-чёрным. Использовать сильные, рассчитанные на взрослого чародея заклятия Матхи не решился – так можно было запросто погубить невольного вредителя, которого шаман тоже должен был беречь. Но и обычными методами снять хомут не удавалось. Тогда Матхи позвал на помощь Ромара, чего прежние шаманы боялись как огня, предпочитая делать ошибки, но не обращаться к опасному сопернику.

Ромар раскинул фигурки, прошёлся по селению, и через полчаса Тейко разом полегчало, словно чирей прорвался. Но никто из других детей не заболел, и вообще вредитель никак себя не проявил. На осторожные расспросы Ромар сначала долго вздыхал, а потом нехотя объяснил Матхи:

– Не нужно тебе знать, кто это. Никакой пользы от этого не будет. – Он ещё помолчал, и, когда Матхи уже потерял надежду услышать ответ, добавил: – Девчонка это.

– Но ведь…

– Да, у этой девчонки великий дар. Прежние берегини за неё всё что угодно отдали бы. А теперь… что об этом говорить? Ты её испортишь, покалечишь зря, а у меня она знахаркой вырастет, травницей, ведуньей. Настоящей травницей, а не как нынешние неумёхи. Тебе это, может, обидно, а роду лучше будет.

– Мне не обидно, – сказал Матхи. – Делай как знаешь.

Уника в ту пору была голопузой малявкой, которую от остальных девчонок отличали только волосы: такие густые и длинные, что при желании они могли закрыть её всю целиком. Эти волосы и не давали покоя Тейко, который при всяком удобном случае драл их нещадно, покуда не поплатился собственным носом.