– Я хочу их услышать.
– Очень хорошо. Я ничего не сказал полиции ни о тебе и твоих соратниках, ни о твоих предположениях относительно убийства Марко. Но они не дураки и, я точно знаю, доберутся до сути. Я удивлен, что этого еще не случилось. Они приходили к тебе?
– Нет.
– Придут, совершенно точно. У меня только четыре человека, и мы не справляемся. У них полки. Если ты им скажешь, что приходила ко мне в четверг вечером, они обидятся, что я утаил это от них, но это неважно. Можешь сказать им или не говорить, как хочешь. Что касается информации, которую ты мне дала, поступай с ней, как хочешь. Может быть, лучше предоставить им докопаться до нее самим, потому что в процессе поиска они могут обнаружить что-то, о чем ты не знаешь. Поскольку ты здесь, я могу также сказать тебе, каких успехов я достиг – никаких. – Он повысил голос. – Никаких.
– Совсем ничего?
– Ничего.
– Я не скажу полиции то, что сказала вам. Но это не имеет значения. Если вы этого не сделали, так сделаете. – Вдруг она вскочила, простирая руки. – Ах, как вы мне нужны! Мне нужно спросить вас, – мне нужно сказать вам, что я должна сделать. Но я не скажу! Не скажу! – Она повернулась и ушла. Она двигалась так быстро, что, когда я вышел в прихожую, она уже открывала входную дверь. А когда я подошел к двери, она уже вышла и дверь была закрыта. Через одностороннее стекло я видел, как она спускалась по ступенькам, уверенная, гибкая, как фехтовальщица или танцовщица, что было вполне справедливо, поскольку она занималась и тем, и другим.
Это был последний раз, когда мы ее видели, но не последний, когда мы про нее слышали. Разговор о Карле зашел совсем неожиданно через четыре дня, утром в пятницу. Мы с Вулфом проводили очередное совещание с Солом, Фредом и Орри, стараясь придумать, какие бы камешки еще приподнять, чтобы посмотреть, что под ними, когда раздался звонок и через минуту Фриц объявил:
– Сэр, вас хочет видеть мужчина. Мистер Шталь из Федерального бюро расследований.
Брови Вулфа полезли вверх; он взглянул на меня, я кивнул, и он велел Фрицу пропустить посетителя. Все помощники, включая меня, переглянулись. Все мы видели людей из ФБР, но Шталь не был одним из многих; в своей работе он отдавал больше приказов, чем получал, и ходили слухи, что к Рождеству он займет большое угловое здание вниз по Бродвею. Он редко выполнял роль мальчика на побегушках, и потому его появление было событием; мы все это знали и оценили. Когда он вошел, прошел через комнату к столу Вулфа и протянул руку, Вулф даже оказал ему честь, приподнявшись, чтобы ответить рукопожатием, что свидетельствовало об одном: ситуация была совершенно безнадежной.
– Давно мы с вами не встречались, – заявил Шталь. – Года три?
Вулф кивнул:
– Пожалуй, так. – Он указал на красное кожаное кресло, которое освободил Фред Даркин. – Садитесь.
– Спасибо. Можем мы поговорить наедине?
– Если нужно. – Вулф взглянул на троицу, они поднялись, вышли и закрыли дверь. Шталь подошел и сел. Среднего роста, слегка начинающий лысеть, он не производил большого впечатления, если бы не челюсть, которая опускалась вниз на добрых два дюйма, а затем резко выступала вперед. Он был явно создан для тарана. Взглянув на меня и Вулфа, он сказал:
– Вы, наверное, знаете, что мистер Гудвин в курсе всего, что я слышу, вижу и делаю.
Шталь не мог этого знать, потому что это была неправда. Он кивнул:
– В некотором смысле вы можете считать это личным делом – личным для вас. Мы хотели бы встретиться с вашей дочерью, миссис Карлой Бриттон.