– Не молчите, Игнат Кириллович. Я задал вопрос, отвечайте. Или повторить формулировку интересующей следствие неясности?

– Повторять не нужно. Вопрос понятен, но... Но, честное слово, я не знаю, с чего это вдруг Овечкина заинтересовали туги-душители.

– Вы сказали «душители»?

– Да. Ваши сотрудники, те, что приезжали на место преступления и снимали с меня показания, должны были все записать, я им объяснил смысл тугизма. Вы прочтите показания, там должно быть написано о том, что туги душили своих жертв.

– Вам известно, в результате чего наступила смерть гражданина Овечкина?

– Известно.

– Откуда?

– Понятно откуда! Я труп видел! Следы на шее, вывалившийся изо рта язык... Его задушили.

– Но вы же не врач, чтобы делать столь однозначное заключение о причинах, повлекших за собой смерть.

– Да, я не врач, конечно, но...– Игнат вздохнул, – но только клинический идиот или страдающий болезнью Дауна не понял бы, отчего умер Овечкин, посмотрев на труп хотя бы мельком.

– Чем вы занимались после того, как проводили Овечкина?

– Отнес посуду на кухню, принял душ и лег спать.

– В квартире вы были один?

– Вы меня, что? Подозреваете?

– Успокойтесь, Игнат Кириллович. Ответьте на поставленный вопрос, уточните: вы были один в квартире?

– Да. Один. У меня нет алиби. Довольны? Некому подтвердить, что я не вышел вслед за Овечкиным и... – Игнат замолчал. Опустил голову, устало провел рукой по лицу.

– Успокойтесь, – после некоторой паузы произнес мужчина, проводивший допрос, изменившимся голосом, утратившим сухие, казенные интонации, отчего неоднократно произнесенное им раньше слово прозвучало по-новому, мягко и ненавязчиво, будто говорил друг, а не бездушный и коварный робот-дознаватель. – Любите детективы?

– Чего?.. – Игнат с интересом посмотрел на собеседника.

Мужик с усиками, как у Гитлера, улыбнулся. Вполне по-человечески. В казавшихся доселе глупыми глазках блеснули искорки ума, и физиономия работника правоохранительных органов сразу же утратила всякое сходство с поросячьим рылом.

– Вы произнесли слово «алиби». Излюбленное словечко щелкоперов, стругающих детективы. Любите детективную литературу? – спросил улыбающийся, сделавшийся необычайно симпатичным мужик, завершая формирование своего нового образа изменением манеры речи.

– Хорошую люблю.

– Про ментов что-нибудь читали?

– Что-то читал, конкретно не помню.

– Все равно, должны приблизительно представлять, какая у нас работа, у ментов, – доверительно подмигнул Игнату вдруг сделавшийся ну совсем, совсем свойским мужичок. – Дел невпроворот, начальство требует повысить процент раскрываемости, зарплату не повышают. Трудно живем. От любого преступления пытаемся побыстрее отписаться, найти наскоро козла отпущения, по-нашему «терпилу», и засадить невиновного за решетку. Примерно такими описаны в книжках и показаны в кино мусора. За одним обязательным исключением – в литературе и в кинематографе на общем безрадостном фоне непременно выделен «честный» мент. Герой без страха и упрека, борец за идею, за справедливость. Возьмись я сочинять литературное произведение про убийство вашего приятеля Овечкина, обязательно вывел бы образ злого опера, который на допросах запутал, заморочил Игната Сергача и отправил в тюрьму. Алиби у вас нет. Мелете чепуху о каких-то индийских богах и богинях. Профессионалам легко повесить на вас убийство Овечкина в состоянии временной невменяемости или на бытовой почве. Поругались, поскандалили с гостем, долбанули его по башке и выволокли на...

– Постойте! – перебил речистого мента Сергач. – Овечкин был задушен, при чем здесь «долбанули по башке»?