– Ну, ничего, ну, успокойся... Это ведь только камушек...

А прима, распухшая от рыданий и мигом утратившая весь свой лоск, лишь истерично выкрикивала:

– Это не камушек!.. Это! Это моя единственная память! О нем!..

«Кажется, я влипла», – мелькнуло у Нади.

Люся же, завидев на пороге ее и Егора Егоровича, мягко отстранила свою подругу и удивленно произнесла:

– Егор! Зачем ты ее сюда притащил?

И балерина тоже, словно по приказу режиссера, прекратила истерику и гневно добавила:

– Мы же просили тебя не поднимать шума!..

– Интересное кино... – саркастически проблеял домоправитель. – Вы что, совсем святые? Обкрадывай вас, кидай – а вам насрать?

Балерина поморщилась. Люся же терпеливо произнесла:

– Нам – не насрать. Но Надя здесь ни при чем, разве ты не понимаешь?

Но Егор Егорович лишь еще крепче сжал руку Митрофановой и парировал:

– А кто тогда – при чем?

– Мы знаем кто, – со значением произнесла Люся. И тихо добавила: – И этот человек будет наказан. Только позже. А сейчас давай не будем никому портить праздник.

– Вы действительно знаете? – недоверчиво произнес Егор. – Или, – последовала пренебрежительная ухмылка, – водите меня за нос?

– Послушай, Егор, – холодно сказала Крестовская. – Мы уже сказали тебе: не лезь в наши дела. Мы сами разберемся.

– Да уж. Вы так разбираетесь, что половину дома уже растащили, – усмехнулся секретарь.

А балерина выпрямилась. Стряхнула со своего плеча руку Люси. И надменно произнесла:

– И вообще: поди прочь. Надоел.

Люся же бросилась к Наде, горячо зашептала в ухо:

– Прошу тебя, ни слова никому! Ничего не случилось и ничего не пропало – поняла?..

– Но...

– Все, бегом в гостиную, – оборвала ее домработница. – Перепела готовы. Я сейчас подаю...

* * *

Странный получился день рождения.

Гости сидели на своих местах напряженные, настороженные. Все, конечно, слышали вскрик Крестовской из кабинета. И видели, как в кухню пробежала испуганная Надя, и Люсин поспешный бег, и как Егор Егорович почти силком волок Митрофанову на разбирательство...

А после этого всех спокойно приглашают к столу, и балерина объявляет, что произошло всего лишь маленькое недоразумение. Столь незначительное, что о нем не стоит даже говорить. При этом Люся, которая и в начале-то вечера выглядела неважно, сейчас совсем уж похожа на тень, а Егор Егорович сидит за столом мрачнее тучи.

Отнюдь не все участники вечеринки удовлетворились столь сомнительным объяснением. Старухи из поликлиники – те сидели тихо, а вот чиновницы (или кто они там?) из Дома искусств насели на балерину конкретно.

– Лидия! Мы ведь подруги! – увещевала Крестовскую одна из дам по имени Магда Францевна. – Ты просто обязана объяснить мне, в чем дело!

– Лидочка! – вторила ей другая (эту звали Антониной Матвеевной). – Ты у нас, конечно, интеллигентка, старая школа, никому никогда не создаешь проблем. Но иногда просто необходимо обратиться за помощью!

Но балерина упрямым партизаном лишь качала головой:

– Все хорошо, девочки... Все хорошо. У меня просто немного закружилась голова, вот я и попросила Надю, чтоб она вызвала Люсю... А сейчас давайте наконец ужинать.

А когда домработница, покачиваясь от усталости, подала на стол долгожданных перепелов, тетки уже к Наде прицепилась. Особенно та, которую звали Магдой, наседала:

– Мы должны знать, что случилось! Расскажите нам!

Наде скрывать-то было нечего – только разве посмеешь перечить властному взору Крестовской?

Потому ей оставалось лишь пробормотать:

– У Лидии Михайловны спрашивайте.

А потом без аппетита жевать деликатесы, избегать вопрошающего взгляда Влада и твердо клясться себе, что больше в дом балерины она ни ногой. Сегодня пронесло – а в следующий раз запросто может случиться, что ее еще и в краже обвинят.