Когда я добрался до нашего бункера, семья опять бросилась мне на шею, словно вернувшемуся с того света. Сёстры разрыдались, мать крепилась.

– В городе Бог весть что делается… – сбиваясь, торопился отец, пока я с волчьим аппетитом закидывал в себя обед. – Дариана разоружает интербригады, все, представляешь? На блокпостах – только ополчение. Идут аресты. Хватают родню повстанцев, кого уже успели установить.

– Не это страшно, – проговорил я с набитым ртом. – Дариана будет поднимать «маток». Нам придётся связываться с Империей. Иначе тут будет одно большое кладбище.

Все замерли и побледнели. Я обвёл семью взглядом.

– Дариана не посмеет… всё‑таки тут у неё множество поселенцев… – слабым голосом возразил Георгий.

– Кто знает, где кончается её власть над Тучей? Может, она вполне может приказывать ей, кого атаковать, а кого оставить в живых, – возразила Света.

– Спорить нет смысла. Пап, надо связаться с Михаэлем. Мерзко, но, похоже, только имперский десант может дать нам шансы.

– Превратить Новый Крым в поле боя… – вздохнула Лена. – Жалко‑то как… всё ведь сожгут, разорят, отравят…

– Просить подмогу у нациков… – в тон ей проворчал Георгий. – Да они тут сами новый порядок установят почище Дарианиного! Забыли, на скольких планетах «поражение в правах» действует и что это означает? Сколько наших на Сваарг отправится – в лучшем случае, а скорее всего, никого никуда и не отправят – здесь, на месте шлёпнут, в ров и известью засыпят?

– Хватит! – папа стукнул кулаком по столу. – Как там у Блока? «Жар холодных чисел»? Вот у нас то же самое. Мы сейчас – как камень меж жерновами. И никто не знает, разотрёт ли нас в порошок или сами жернова треснут. Я согласен с Русланом. У царя обезьян Ханумана есть шанс только если его враги, тигр и лев, сцепятся друг с другом.

– Ты цитируешь Председателя Мао, дорогой? – усмехнулась мама.

– Он был неглупым человеком, – в ответ хмыкнул отец. – Во всяком случае, на доброй сотне китайских планет его цитатники до сих пор в ходу. А к его телу на Новом Пекине по‑прежнему устраиваются паломничества. Рус, объяснишь, как связаться с твоим каптенармусом?..

Братья и сёстры мрачно молчали, пока мы не отправили сообщение. А я, не давая себе лишнего часа отдыха, двинулся в обратный путь. Повстанцам (и мне) предстояло брать штурмом Голубое.

* * *

Крошечный приёмник, настроенный на волну круглосуточных новостей Федерации, успокоительно бормотал что‑то о невиданной доблести защитников Шайтана, о каких‑то не ведомых мне бойцах, что у карьера номер такой‑то и комбината имени такого‑то в очередной раз «отразили все атаки имперско‑фашистских войск», нанеся им, разумеется, очень тяжёлые, практически невосполнимые потери. Я напряжённо ждал известий о мятеже и беспорядках в Новом Севастополе, но и федеральный, и местный, новокрымский, новостные каналы как в рот воды набрали.

Густые плети лиан‑ладонников, прозванных так за форму листьев, успокоительно раскачивались под лёгким ветерком. Дорога (вернее, полное её отсутствие – я пробирался чащей) вела в гору. Долгий и изматывающий переход остался позади, передо мной вздыбливались горы, красновато‑серый камень проглядывал сквозь свисающие занавесы вьюнов; когда‑то я очень любил горные походы, мы проводили тут по целой неделе, карабкаясь по отвесным скалам; а с наивысшей точки, горы Большуха, открывалась великолепная панорама почти всего острова, от Нового Севастополя на юге до Голубого на севере. Правда, чтобы разглядеть города, уже потребуется хороший бинокль.

Я ожидал, что к горному массиву будут подтянуты крупные силы боргского ополчения, что укромные долинки станет обрабатывать артиллерия, а вертолёты – заливать напалмом, благо три сотни повстанцев вооружены из рук вон плохо. Однако ничего подобного – я спокойно пробрался сквозь леса и послушно выполнил команду «Стой!», отданную бдительным часовым восставших.