– Отбирать? Только если у кого-то есть лишнее здоровье! Истинные страдальцы часто склонны к превышению самообороны.

Кавалерия повернулась, собираясь выйти вслед за Вадюшей, но вдруг застыла на месте. Ее взгляд упал на участок стены сразу над дверью, куда раньше она не смотрела. Кавалерия вцепилась в очки, будто это могло изменить изображение.

– Вот оно! Видели? – прошептала она.

На белой штукатурке ясно обозначился череп. Не смазанная копоть, как в других местах, а именно очертания черепа. Пустые глазницы, впадина носа.

– Здесь он исчез! – сказал Сашка.

– Кто?

– Не знаю. Все было слишком быстро. Заметался, ударился об меня и исчез…

Кавалерия подошла к стене, протянула руку, точно собираясь ощупать след копоти, но делать этого не стала и спрятала руку за спину. Она стояла и тоскливо разглядывала провалы пустых глазниц.

– Как он вообще здесь оказался? Что его позвало? – спросила Кавалерия.

– Их нерпи соприкоснулись. Вот его и его! – Фреда бесцеремонно ткнула одной рукой в Сашку, а другой в дверь, за которой исчез Вадюша. – А у них львы пылали!

– И моя русалка! – договорил Сашка.

– Два льва и русалка? Вот так вот сразу?

Сашка осторожно кивнул.

– Тройное слитное сияние? При том что не было произнесено ни одного желания и магия боевых львов не задействована?! То есть просто пробудили кучу магии, не дав ей определенного задания? – медленно и раздельно повторила Кавалерия.

За толстыми стеклами очков ее глаза казались выпуклыми, пристальными.

– Э-э… Ну да! – согласился Сашка, сообразивший, что львов они действительно не использовали. Да и русалку тоже.

– Поздравляю! Что я еще могу сказать? Пять баллов! – Кавалерия дернула косичкой и вышла из аудитории.

Переглянувшись с Сашкой, Рина коснулась его руки, чтобы он оставался на месте, и метнулась за директрисой. Кавалерию она догнала на лестнице. Та быстро поднималась, высоко вскинув подбородок. К Рине она даже не повернулась. Просто остановилась:

– Болезненное любопытство?

– Не, не болезненное, – поспешно ответила Рина.

– Лучше, чтобы болезненное! Повод для этого есть. Выбросом энергии вы привлекли сюда самый неудачный уникум, отлитый Митяем Желтоглазым, – череп со стрелой. – Кавалерия взглянула на свою нерпь. Рука со скипетром слабо серебрилась, улавливая недавнее присутствие чего-то родственного.

– Но почему этот уникум…

– Нерпи, милочка, соприкоснувшиеся нерпи! Такой выброс энергии – как костер в темноте: отовсюду видно.

– Он перемещается сам? У него нет хозяина? – недоверчиво спросила Рина.

– Представь себе. Впрочем, хозяев он себе порой находит. А еще быстрее теряет. Я помню, как видела его в последний раз. Парень висел на пиках ограды, пробитый насквозь, а над ним метался этот череп. Мне было тогда шестнадцать, и этого парня я хорошо знала. Он был средний шныр, а я младший. Пики потом спилили.

– А зачем Митяй отлил этот уникум? Ведь не для того же, чтобы… – недоверчиво спросила Рина.

Кавалерия стянула очки, массируя оставленные ими вдавленные следы.

– Ну конечно нет! Митяй был первошныр! И этим все сказано! Для первошныра спать на голой земле, год питаться гнилыми сухарями или навеки лишить себя какой-либо радости было делом самым естественным. Короткое усилие воли, сказать себе «это надо для двушки!» – и все. Митяй не видел в этом подвига. И потому ему новый уникум оказался по плечу. Но Митяя больше нет, а все остальные, кого касается череп, разлетаются вдребезги! Герой должен стоить своего меча, или тот его уничтожит. Вот почему я сказала, что Митяй сотворил неудачный уникум. Идеальным людям свойственно считать, что все вокруг тоже идеальны.